примечательные подростки. Никто! А теперь… И мы привыкли к риску, подсели на него, если угодно. Разве можно забыть, отказаться от всего этого? Для каждого из нас выйти из группы — все равно что оглохнуть или ослепнуть — потерять полноту восприятия.
Парень медленно кивнул.
— Ты, пожалуй, права… — Он поднялся с кресла. — Пойду к себе в комнату, спасибо тебе.
Девушка улыбнулась.
Вот и его старая комната. В точности такая же, какой он оставил ее, казалось, уже целую жизнь назад. Северин изменился, комната — нет. Даже брошенная футболка свернулась на спинке стула обаятельным привидением.
Комната показалась парню чужой. Каково ему, побывавшему в шкуре зверя и едва не позабывшему человеческую речь, возвращаться к обыденной жизни? Каково ему, потерявшему все, снова ходить, сидеть за столом, делать тысячу обыденных жестов, говорить простые слова?.. Весь путь до школы он преодолел в обличье волка. Так теперь было легче, удобнее. Мелкие зверьки служили ему пищей. Он хотел настоящей стычки с кем-то из крупных хищников, но те, видно, чувствовали его природу и спешили укрыться. Нигде, где бы он ни был, ему не встретилось ни одного соперника. Он был самым сильным, он был царем и богом всего природного мира. Вот и сейчас Северину хотелось изогнуться дугой, сбрасывая с себя узы неуклюжего человеческого тела, снова стать могучим и опасным, чтобы хоть немного заглушить боль, что живет в сердце, мысли, что круг за кругом бродят в голове — застилая глаза кровавым туманом, лишая рассудка.
Искушение оборотиться было столь велико, что Северину пришлось приложить громадные усилия, чтобы успокоиться. Он не может навсегда оставаться волком. Может быть, потом, когда дело окажется сделанным.
А сейчас нужно подумать о друзьях. И о мести. Это то, что еще держит его в человеческом мире.
Парень вошел в ванную и встал под ледяную струю душа. «Арина, Арина…» — шептала вода, ударяясь о стеклянную стенку кабинки и растекаясь по ней каплями. На секунду Северину показалось, что она стоит там, за мутным стеклом. Смотрит на него и улыбается.
Он резко рванул стеклянную дверцу, отодвигая ее в сторону.
Увы — снаружи никого не было.
Из горла Северина вырвался глухой вой, и за окном испуганно заскулила собака.
Парень сжал зубы. «Я не позволю себе сойти с ума. Только не сейчас», — повторял себе он, яростно намыливая плечи. Если бы он мог точно так же отмыть свою душу, свою память…
Закончив с мытьем, парень вытерся и лег на кровать, удивляясь этому полузабытому ощущению — спать не на земле, а на кровати, и на него тут же навалилось тяжелое спасительное забытье, лишенное даже малейших намеков на сновидения.
Проводив гостя, Саша посмотрела на часы: пожалуй, пора ложиться, завтра рано вставать.
— Алекс!.. Алекс!.. — прошелестел в ушах голос.
Александре показалось, что в комнате стало темнее. Она зажала уши руками, легла на кровать, отвернулась к стене и принялась вслух читать стихотворение.
«Послушай: далёко, далёко, на озере Чад изысканный бродит жираф», — повторяла она строки Гумилева, стараясь заглушить призрачный шепот.
Когда стихотворение было дочитано, в комнате стало тихо, но Александра так и не решилась отвернуться от стены. Зажмурив глаза, чтобы ничего не видеть, девушка лежала и никак не могла заснуть. Сейчас она согласилась бы на любое общество, только бы кто-нибудь оказался рядом, только бы разделил с ней тягостное одиночество. «Скорее бы закончилась ночь», — думала она, сжав зубы и не решаясь пошевелиться. Страх впивался в душу сотнями маленьких коготков — навязчивый, противный, липкий.
Заснула Саша под утро, когда уже начало светать. Словно бы и не заснула даже, а провалилась в бездонную яму. Девушке казалось, что она падает и летит, летит… Очнувшись от звонка будильника, она почувствовала облегчение.
Страх немного отступил, и Александра минут десять стояла под холодным душем, стремясь прийти в себя, а потом долго приводила себя в порядок, вглядываясь в собственное отражение. Утром зеркало почти ее не пугало — как свидетельствовала практика, опасность обычно приходила под вечер, когда дневной свет угасал, сменяясь неверным электрическим освещением, а комната наполнялась густыми тенями. Это была как раз та темнота, что рождает чудовищ.
Когда Саша вышла к завтраку, выглядела она абсолютно так же, как всегда: невозмутимой и аккуратной.
Северин появился минут через пять после нее. Встретили его все по-разному: Глеб пожал руку с таким видом, словно ничуть не удивился появлению друга; Динка с воплем, похожим на боевой вопль индейцев племени команчей, бросилась ему на шею; Ян иронично приподнял бровь и при этом так взглянул на Александру, что она почти не усомнилась: он отчего-то знает о вчерашнем ночном визите.
За завтраком тема отсутствия Северина дипломатично не поднималась, говорили о предстоящем путешествии, и Северин, вначале настороженный, заметно расслабился, даже немного повеселел.
После завтрака в школу прибыл директор, Евгений Михайлович.
— Ты вовремя! — приветствовал он Северина. — У меня есть для вас новое задание, но сперва расскажи, как ты там.
— Нормально, — бросил парень, отводя глаза. — Со мной уже все в порядке, я вас не подведу.
— Понятно.
Евгений Михайлович смерил его пристальным взглядом, но требовать подробностей не стал.
— Я приготовил кое-что полезное для новой экспедиции, — обратился он уже ко всем, а потом поманил к себе Яна. — Вот, возьми, — директор протянул маленький серебряный колокольчик, деформировавшийся и истончившийся от времени, — говорят, это из самого града Китежа. Он поможет тебе открыть ворота.
— Спасибо! — Ян бережно принял этот странный ключ и завернул в черную бархатную тряпочку.
Александра невольно поморщилась: вот ведь позёр! Даже тряпочка у него как театральный атрибут.
— Ну, присядем на дорожку, — Евгений Михайлович тяжело вздохнул. — Очень вас прошу, будьте внимательны и осторожны. Каждый из вас для меня дорог и ценен, к тому же каждый из вас нужен другим членам группы. Держитесь друг друга и помните: иногда отступить — не значит сдаться. В общем, не рискуйте зря.
— Мы знаем, — серьезно кивнул Глеб. — Я постараюсь больше не допустить… ошибок.
Саша бросила быстрый взгляд на Северина. Тот молчал, глядя в пол. Несмотря на крайнюю худобу и ввалившиеся щеки, он возмужал и повзрослел за истекшие дни, и сейчас лицо его оставалось бесстрастным. Возможно, нанесенная ему рана была слишком болезненна и сильна, и теперь ничто уже не могло его ранить.
— Ну тогда с Богом! — директор встал.
Поднялись и ребята — путь предстоял неблизкий.
Глава 2
На пороге
Дорогу они осилили достаточно быстро — всего часов за пять. Ехали обычным порядком: Динка с Глебом, Северин и Саша на своих мотоциклах. Присоединился только Ян. Он и здесь умудрился выделиться, заявив, что не пересядет на мотоцикл и не изменит любимому скутеру. Все ожидали, что новый член команды будет тормозить продвижение, однако ничего подобного: скутер несся, как бешеная табуретка, так что последней в процессии все равно почему-то оказывалась Саша, самая неопытная из мотоциклистов.
