— Ты за этим меня и позвал? — спросил он.
— Ну… — Шаховской улыбнулся: — В том числе и за этим. Хотя на первом месте, конечно же, стояло желание увидеть старого друга.
«Знаем мы твои желания», — подумал Кусков. А вслух сказал:
— Ладно. Может, и в самом деле поможешь. Говорят, у вас, банкиров, котелок варит неплохо.
— Иногда, — кивнул Шаховской.
Антон Сергеевич посидел немного молча, покручивая в пальцах пустую хрустальную рюмку, затем поднял глаза на Шаховского и заговорил:
— В общем-то, проблема не нова, Лева… И, между нами говоря, вполне решаема. Вот только не знаю, с чего начать…
— Начни с начала, — посоветовал Шаховской. — С того, что твоя телекомпания находится на грани банкротства и ей необходимы свежие силы и свежие вливания.
Кусков насторожился.
— Ты это о финансовой стороне дела? — вкрадчиво спросил он.
— Я это обо всем, — ответил Шаховской. — Сам ты эту кашу уже не разгребешь. Считай, что вас уже нет. Ни тебя, ни «МТВ-плюс».
Кусков хотел было обидеться, но передумал.
— Ну, положим, меня-то ты рановато хоронишь, — заметил он. — Я исчезать не собираюсь.
— Ты-то, конечно, нет, — едко улыбнулся Шаховской. — Но, к сожалению, в этой жизни не все зависит от нас. Иногда нужно обращаться за помощью к друзьям. И желательно — к старым друзьям, потому что старые друзья лучше новых. Вероятность предательства в этом случае сильно понижается.
Кусков попробовал обдумать слова Шаховского, но все равно ничего не понял. «На что это он намекает? — думал Антон Сергеевич. — На то, что нужно обратиться за помощью к нему, банкиру Шаховскому? Но с какого рожна он будет мне помогать? И потом, уж кто-кто, а Шаховской никогда и никому не помогает за просто так. Так чего же он от меня хочет?»
Они изучающе посмотрели друг другу в глаза.
— Может, перейдем наконец к делу, Лева? — нахмурившись, спросил Кусков.
— Перейдем, — кивнул Шаховской. — С тобой хочет встретиться Лобанов.
Вилка застыла у рта Антона Сергеевича. Он судорожно сглотнул слюну и переспросил:
— Лобанов? Со мной?
— Да, — кивнул Шаховской. — Ты, похоже, удивлен?
Кусков натянуто улыбнулся.
— Основное правило моей профессии — ничему не удивляться, — вальяжно сказал он. — И все- таки… Мы не виделись с Алексеем много лет. Видать, я ему и правда сильно понадобился, если он вспомнил о моем существовании. — Совладав с волнением и удивлением, Кусков сунул в рот маринованный гриб и принялся его жевать.
— О твоем существовании, Тони, он не забывал никогда, — негромко, но четко сказал Шаховской. — Так же, как о моем. Или о существовании Гоши Полянина, или Матвея Кожухова. Алексей никогда не забывал об «Университетском проспекте». И о клятве, которую мы дали тогда друг другу.
Кусков проглотил гриб и, криво ухмыльнувшись, задумчиво посмотрел на свою рюмку.
— Смешно все это, — сказал он. — Какие-то детские клятвы. — Антон Сергеевич глянул на Шаховского из-под толстых надбровных дуг. — Ты говорил, что хочешь мне помочь. Это как-то связано?
Шаховской ничего не ответил, только слегка улыбнулся.
— Ясно, — кивнул Кусков. — За этим, я думаю, последует какое-то предложение. Вероятно, настолько выгодное, что я не смогу от него отказаться. Так?
Шаховской вновь улыбнулся и кивнул.
— Уверяю тебя, Тони, это будет очень хорошее предложение. Слово старого друга!
8
Загородный дом Шаховского, куда Кусков наведался через два дня, оказался небольшим, всего в два этажа, кирпичным зданием с изысканным крыльцом и верандой, увитой зеленью.
Внутри дома было уютно, как на картинке из глянцевого журнала. На стенах висели репродукции и модные постеры в скромных, но дорогих багетах. Тихо потрескивал камин. На каминной полке стояли бронзовые скульптурки, изображающие древних богов и нимф. Мебели было много, и вся из дорогих, «ценных», как сказали бы таможенники, пород дерева.
Премьер-министр Алексей Петрович Лобанов поднялся навстречу Антону Сергеевичу с обтянутого шелком кресла и сжал его в могучих объятиях.
— Здорово, здорово! Дай-ка я на тебя посмотрю! — Лобанов слегка отстранился и оглядел смущенного толстяка Кускова с ног до головы. — Надо же! А ведь ты не меняешься!
— Это из-за пуза, — с невольной улыбкой ответил Антон Сергеевич (все-таки увидеть старого приятеля, да еще и вот так запросто пожать ему руку было приятно). — Толстяки стареют, только когда начинают худеть. Алексей Ретоович, мне стареть ни к чему.
— Что правда, то правда, — улыбнулся в ответ Лобанов. — Ну что, пропустим по рюмочке за встречу? У Левы вроде есть. — Он повернулся к Шаховскому: — А, Лева? Потешишь старых друзей вкусной огненной водой?
— Почту за честь, — с улыбочкой ответил Шаховской. — Что предпочитаете — коньяк, виски, джин?
— Я бы выпил нашей, «Посольской». А ты как, Тони?
— А мне все равно. Главное, чтобы горело и бодрило.
Вскоре старые приятели расселись вокруг небольшого мраморного столика. Водка была открыта, закуски выставлены.
— Охраны у вас, ребята, больше, чем в Кремле, — заметил Антон Сергеевич. — Во дворе целая рота, да и в доме…
Лобанов кивнул:
— Это необходимая предосторожность. Все-таки выборы на носу.
«Об этом, вероятно, и пойдет речь», — подумал Антон Сергеевич. Он внимательно посмотрел на премьера и прищурился. Лобанов ответил толстяку прямым, простодушным взглядом.
— Как сам? — спросил премьер. — Как семья?
— Да ничего, — вздохнул Антон Сергеевич. — Живем помаленечку. Вот сына недавно в Англию отправил учиться. Дочка замуж вышла. Так что все в порядке.
— Отчего же в Англию? — приподнял соболиные брови Лобанов. — Наши-то чем же плохи? Мой Максимка в Москве учится, и ничего.
— У власть имущих свои причуды, — с улыбкой заметил Кусков.
Лобанов засмеялся.
— Ох, Антон Сергеевич, — смеясь, сказал он, — все подколоть норовишь. Не только пузо у тебя от молодого-то осталось — чувства юмора тоже хоть отбавляй. Давай-ка, Лева, разливай.
Шаховской с готовностью взял бутылку и разлил водку по рюмкам.
— Я часто вспоминаю всех наших… — задумчиво сказал Лобанов, держа в руке искрящуюся рюмку. — Сильно нас жизнь разбросала.
— Это она нас разбросала, — сказал Кусков. — А тебя, Алексей Петрович, она подбросила.
Лобанов мягко улыбнулся.
— Чем выше взлетишь — тем больнее падать, — заметил он. — Тьфу-тьфу-тьфу, конечно. Давайте-ка за нас!
Они выпили.
— Нет, Тони, серьезно, — продолжил премьер. — «Университетский проспект» — это для меня