Вынужденное признание

— Понимаю, как вы удивлены, Александр Борисович. Я и сама страшно удивилась, когда получила письмо от отца. Само письмо я не принесла, потому что оно очень личное. Но в письме был и этот маленький конвертик. А в конце письма отец написал, чтобы в случае его смерти я передала это письмо вам.

— Именно мне? — удивился Турецкий.

— Именно вам. Ведь это вы ведете дело об убийстве моего отца? А он так и написал: «передай этот конверт следователю, который будет вести мое дело». — Девушка достала из сумки платочек, приподняла очки и промокнула глаза. — Вот, — закончила она. — Я и принесла.

Турецкий взял конвертик, осмотрел его со всех сторон.

— Когда вы получили это письмо? — спросил он девушку.

— На прошлой неделе. Я только сегодня утром прилетела в Москву. И сразу позвонила вам.

Турецкий вскрыл конверт и вытряхнул на стол магнитофонную микрокассету.

Меркулов и Турецкий переглянулись.

— А ты говоришь — фантастика, — серьезно сказал Турецкий.

Меркулов улыбнулся и развел руками.

Меркулов скептически оглядел старенький диктофон, который Турецкий позаимствовал у ребят из экспертного отдела.

— Думаешь, работает?

— Единственный способ установить это — поставить кассету, — резонно ответил Турецкий.

Он взял со стола микрокассету и, откинув крышку деки, вставил ее в диктофон.

— Подожди, — жестом остановил его Меркулов. — А вдруг зажует? Мы не можем рисковать. Нужно найти аппаратуру покачественней.

— Ты прямо как барышня, — усмехнулся Турецкий и, не взирая на предостерегающие жесты начальника, нажал на кнопку воспроизведения.

«…Алексей хочет идти ва-банк, — забубнила кассета голосом Шаховского. — И поверь мне, у него для этого есть все основания. Страна недовольна Президентом, за последние четыре месяца его рейтинг упал процентов на двадцать, и это по самым скромным данным. После того как мы обнародуем некоторые документы, касающиеся славного прошлого нашего Президента, никто не поставит на него и ломаного гроша…

— Опасная игра, Лева. Очень опасная. Что я лично буду с этого иметь?

— Алексей не забывает друзей, Матвей Иваныч… Кому, как не тебе, об этом знать…

— Что ж, не скрою, мне не нравится политика, которую проводит Панин. Но тягаться с ним — это безумие. Народ доверяет ему, а нас — по малейшему знаку Панина — он разорвет на части.

— Пока… Пока доверяет. Но когда люди узнают, что Президент жулик, ему не удержаться на второй срок…»

— Останови! — взволнованно крикнул Меркулов.

Турецкий послушно нажал на кнопку. Затем воззрился на Меркулова:

— Что случилось?

— Уф-ф… — вздохнул Меркулов. — А мне показалось, что пленку зажевало.

Турецкий откинул крышку деки и внимательно осмотрел кассету.

— Паникер, — резюмировал он. — С кассетой все в порядке. И машинка пашет как новая.

— Значит, показалось.

Турецкий собрался было продолжить прослушивание, но Меркулов положил ладонь ему на руку.

— Ты понял, Саня, какая бомба попала к нам в руки? — серьезно произнес он.

Турецкий покачал головой:

— Пока еще нет. Но если ты дашь мне дослушать запись, возможно, я пойму.

Меркулов нахмурился и с видом непонятого гения убрал ладонь с руки Турецкого.

И вновь закрутилась кассета.

«…— Но ведь должен быть конкурс на покупку канала!

— Конкурс будет, но ты в нем победишь. И стоить это тебе будет немного».

Меркулов выразительно посмотрел на Турецкого — дескать, узнаешь, чей голос? Турецкий молча кивнул.

«…—Пятнадцать миллионов долларов. Десять процентов от этой суммы я удержу в качестве… Впрочем, обойдемся без формулировок. Считай это дружеской сделкой.

— Что ж, это по справедливости. А что еще?.. Что потребуется от меня за все эти услуги?..

— Взамен я хочу стопроцентной лояльности по отношению к моей персоне…

— Ты хочешь, чтобы канал стал твоим агитационным листком?

— Не надо утрировать, Матвей. В любом случае канал не сможет остаться в стороне от схватки. Не мне тебе это объяснять. Но никто не предложит тебе лучших условий. Ты просто напряги воображение и посмотри в перспективу.

— И что я там увижу?

— …Все, что захочешь…»

Голоса неожиданно замолчали, вместо них из динамика послышалось тихое шуршание.

— Кончилась? — поднял брови Меркулов.

Но не успел Турецкий остановить кассету, как голоса забубнили вновь:

«…Атака на Панина должна быть массированной, что называется, по всем фронтам и сразу.

— Правильно. Для этого мне и нужно твое согласие, Матвей Иваныч. Мы объединим «Российские известия» и «МТВ-плюс» в один мощный концерн и точно скоординируем наш удар… Будучи мэром Санкт-Петербурга, наш Панин вляпался в одну нехорошую историю, связанную с продажей иностранной фирме цветных металлов за бесценок.

— Я помню эту историю. Тогда ходило много слухов насчет причастности Панина к этой афере, но доказательств, насколько я знаю, никто не нашел.

— …На самом деле доказательства есть…»

Вновь пауза и затем:

«…— Панин не из тех людей, которых можно загонять в угол.

— На этот раз ты переоцениваешь Президента, Матвей. Во-первых, я не собираюсь загонять его в угол сразу. Для начала мы предложим ему компромисс. Он добровольно откажется баллотироваться на второй срок, мы проводим его с почестями, сделаем «персональным пенсионером», поставим во главе какого-нибудь фонда. Если же Панин заартачится — мы обнародуем имеющуюся у нас информацию. Обнародуем сразу и везде. Для этого ты-мне и нужен, Матвей Иванович. Я не доверяю людям со стороны, но я доверяю тем, кого знаю всю жизнь…»

Турецкий остановил запись. Некоторое время он сидел, уставившись на диктофон, и молчал. Затем поднял взгляд на Меркулова и сказал: