— Владимир Дмитриевич, — обратился к Поремскому Матвей, — если этот гаер вякнет еще хоть слово, я прямо здесь накостыляю ему по шее и не посмотрю, что мы в прокуратуре.
— Если он вякнет еще хоть слово, я ему сам накостыляю, — пообещал Поремский.
Миша укоризненно посмотрел на Поремского, вздохнул и тихо произнес:
— И ты, Брут…
Солонин посмотрел на часы, вид у него при этом был боевой и возбужденный, как у футболиста, бьющего пенальти по воротам противника.
— Пора-переходить к заключительной части нашего концерта, — сказал Солонин.
Матвей кивнул и взял со стола телефон. Некоторое время мужчины сидели в напряженном молчании, ожидая, пока Володя Большое Гнездо соизволит взять трубку. После третьего звонка Сметанин отозвался.
— Алло?
— Владимир Иванович, здравствуйте, — заговорил
Матвей голосом Алмаза. — Это Нигматзянов вас беспокоит.
— А, Алмаз Рафикович. Я только что смотрел телевизор. Примите мои искренние соболезнования. — Несмотря на грустные слова, в голосе Сметанина звучали нотки нескрываемой радости. — Это были люди «оттуда»? — спросил Сметанин, чуть понизив голос.
— Да, — ответил Матвей. — Здесь их никто не знает. И они никого не знали. Так что все в порядке.
— Ну что ж, я рад. Наше сотрудничество было плодотворным, надеюсь, таковым оно будет и впредь. Оставшаяся часть денег будет перечислена на ваш счет в ближайшие четыре дня. У вас есть вопросы?
— Да, — ответил Матвей, — есть.
— Что ж, задавайте.
— У меня есть вопросы, но я не хочу обсуждать их по телефону.
— Да ладно вам. — Сметанин хмыкнул. — Мою трубу никто не прослушивает, если вы об этом. Ручаюсь головой. Думаю, что вашу тоже. А если вдруг прослушают — тоже не страшно. У меня есть на них управа!..
— Ну наглый, — возмущенно прошептал Миша.
Солонин прижал палец к губам — Миша сделал виноватое лицо и кивнул.
— Так что говорите смело, — продолжил Сметанин. — Как говорят в известной службе, гарантирую вам полную информационную безопасность.
— Нет, — сказал Матвей. — Я настаиваю на личной встрече. И только на личной. Тема слишком деликатная, и мне нужно видеть ваше лицо.
— Сдалось вам мое лицо, — недовольно проговорил Сметанин. — У меня нет на это времени. Через час у меня заседание директоров. А потом я улетаю в Испанию на форум. Сами видите, мы никак не можем встретиться.
— Это вы не можете, — грубовато сказал ему Матвей. — А я могу. Если вы назначите мне встречу, я приеду к вам прямо в офис. А если кто-нибудь попытается меня оттуда выставить, я размозжу ему голову.
— Черт… Видно, вам и впрямь очень хочется видеть мое лицо. Уж не знаю, что вы в нем такого нашли… Ладно, будь по-вашему. Скажите хоть, у нас нет проблем?
— Больших нет. Но кое-какие вопросы нужно решить.
— Знаю я ваши вопросы, — недовольно отозвался Сметанин. — Небось денег будете требовать. Ладно, встретимся. Через три часа в… Где вы обычно назначаете встречи своим партнерам?
— У себя дома.
— Дома?
— Да. Я немного приболел, поэтому не выбираюсь на улицу.
— Гм… Дома… Ладно, черт с вами. Дома так дома. Где это?
Матвей глянул на бумажку, которую держал в руке, и продиктовал адрес.
— Ладно, буду, — сказал Сметанин. — До встречи.
На том конце провода раздались короткие гудки.
Матвей положил трубку на стол.
— Ну вот, — сказал он. — Все как вы и предполагали. Этот козел согласился.
7
Мелодично пропел звонок домофона. Матвей приглушил звук телевизора, сунул ноги в тапочки, встал с кресла и двинулся в прихожую. Он был в красном махровом халате. На шее Матвея красовался шарф. Вид у него был болезненный и изможденный.
Матвей снял трубку.
— Да, — сказал он, подпустив в голос хрипотцы.
— Алмаз Рафикович? — спросил незнакомый голос.
— Он самый, — ответил Матвей.
— Откройте. Владимир Иванович сейчас к вам поднимется.
Матвей нажал на кнопку домофона, затем повернул ручку замка, присел на пуфик и приготовился ждать. Вскоре в дверь позвонили.
— Открыто, — сказал Матвей, вставая с пуфика.
Дверь с сухим щелчком распахнулась. На пороге стоял коренастый молодой человек в сером костюме с бесстрастным и бесчувственным лицом. Из-за его спины осторожно выглядывал Сметанин.
— Входите! — сказал Матвей и посторонился, впуская в квартиру гостей.
Парень вошел первым, тщательно огляделся, прислушался, принюхался, затем кивнул и сказал:
— Можно.
Лишь после этого Сметанин вошел в прихожую.
Матвей закрыл за ним дверь и сделал широкий жест рукой:
— Проходите в гостиную, Владимир Иванович. Я, как видите, немного приболел, но, думаю, это незаразно.
— Как знать, как знать… — проговорил Сметанин и, скинув легкий плащ на руки Матвею, прошел в гостиную.
— О! — воскликнул он, оглядываясь. — Да здесь у вас неплохо! Совсем неплохо! Персидские ковры… Красное дерево… Чайный столик… Начало девятнадцатого века, если не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь. Присаживайтесь, пожалуйста. Кстати… — Матвей недовольно покосился на телохранителя, — молодого человека можете отослать в прихожую. Его присутствие при нашем разговоре нежелательно.
— Антон, иди на кухню, попей воды, — приказал телохранителю Сметанин.
Парень повернулся и ушел, не проронив ни слова.
— Ну вот, — сказал Сметанин, пригладив ладонью красивые, с легкой проседью, волосы. — Теперь мы одни. У вас здесь можно курить?
— Курите, — разрешил Матвей. — Вот только пепельницы нет. Это сгодится?
Он взял с полки серебряную вазочку и поставил на столик.
— Кудряво живете, — усмехнулся Сметанин, разглядывая вазочку. — Ручная работа. И очень тонкая работа. Я бы в нее золотые часы не положил, не то что пепел. Ну да ладно, хозяин — барин.
Он закурил, выпустил облачко дыма и уставился на Матвея:
— Ну-с, так что там у вас за проблемы?
Матвей усмехнулся и покачал головой:
— Не у меня. У вас.
— Да что вы? — Сметанин ответил ему такой же усмешкой. — И что на этот раз?