— Они у нас были и два месяца назад, — напомнил Меркулов. — Но тогда это не слишком-то помогло. На этот раз мы хотели прижать его к стене так, чтобы сам дьявол не смог ему помочь отвертеться. — Меркулов перевел дух и добавил: — К тому же операция была секретной. Мы вынуждены были хранить молчание.
— Фокусники, — недовольно проворчал президент. — Братья, мать вашу, Кио.
Меркулов подумал, что было бы весьма своевременно скинуть, так сказать, часть вины со своих плеч, вызвав на помощь дух, фантом отсутствующего Турецкого, к которому президент был по своему снисходителен, но решил, что сейчас пока не тот случай, не самый крайний, что ли. И, пожалуй, можно пока отделаться обычными извинениями.
Он вздохнул и сказал:
— Виноват, господин президент.
— Виноваты! — кивнул тот, сверкнув на Меркулова серыми глазами. — Еще как виноваты!
Президент сдвинул брови и задумался. Думал он с минуту, не меньше. Потом сказал:
— Ладно. Езжайте домой. Я подумаю, что с вами делать.
11
Меркулов нагрянул к Поремскому под вечер. Принес торт, лимон и бутылку коньяку. За разговорами коньяк был выпит быстро, и коллеги переключились на кофе.
— И что теперь будет? — спросил Поремский, уплетая бисквитный торт с орехами.
— Как всегда, — пожал плечами Меркулов, — либо уволят, либо наградят. — Меркулов вытер салфеткой руки и задумчиво оглядел комнату. — Кстати, как у тебя с личной жизнью?
— Нормально. А что?
— Да неухожено у тебя как-то. Неуютно. Не чувствуется женской руки. Тебе ведь уже больше тридцати?
Поремский улыбнулся:
— Чуть-чуть.
— Возраст взрослого человека, — изрек Меркулов. — Жениться-то не собираешься?
Поремский покачал белобрысой головой:
— Нет пока.
— Пока? — Меркулов нахмурился и сказал с напускной строгостью: — Ты с этим делом не тяни, а то поздно будет.
— Какие мои годы, — небрежно ответил Поремский.
— Не скажи. — В глазах Меркулова появилось что-то от педагога, назидательное и мудрое. — К холостяцкой жизни привыкают, Володя. Как к тюрьме. Еще лет пять, и тебе не захочется ничего менять.
— Странное сравнение, Константин Дмитриевич. Обычно все наоборот — холостую жизнь сравнивают со свободой, а брак с тюрьмой.
Меркулов сделал брови домиком и покачал головой.
— Это глупые люди сравнивают, Володя, и ты их не слушай. Неженатый человек — это как лодка без весел. Плывет себе по течению, пока не сядет на мель или не наткнется на корягу.
— Уж больно у вас элегическое настроение, Константин Дмитриевич. С чего бы это?
Меркулов пожал плечами:
— Не знаю, Володь. Наверно, старею. В сравнении с Турецким это не так заметно, а вот с тобой пообщался — и чувствую, что сдаю. Учительствовать начинаю, морщины опять же…
Поремский на эту реплику никак не откликнулся. Ему попросту нечего было ответить. То, что по возрасту Меркулов годился ему в отцы, не вызывало сомнений. То, что он учил Поремского уму-разуму — ну это они, старики, все любят, и Меркулов не исключение. То, что он имел на это право… Что ж, с этим, конечно, можно было поспорить, но зачем?
Казалось, Меркулов прочел все эти мысли на лице Поремского. Внезапно он широко улыбнулся и сказал:
— А вообще, никого не слушай. Живи так, как тебе хочется. Главное — никогда не спорь со своей совестью, если она начнет тебе возражать. Совесть, в отличие от людей, не обманешь. Черт! — нахмурился Меркулов. — Опять я взялся за нравоучения. Включи-ка лучше телевизор погромче, пока я не остыл. Если меня не обманывают глаза, там как раз показывают президента. Послушаем, что он скажет… в свое оправдание.
Поремский взял пульт и включил звук.
— …Пресс-конференцию, которую устроил президент. Наряду с прочим, журналисты не обошли стороной и скандал, связанный с задержанием известного бизнесмена, бывшего вице-премьера правительства России Владимира Ивановича Сметанина. Вопрос о нем задала немецкая журналистка.
Картинка сменилась, и вместо ведущей на экране появился зал, заполненный журналистами, и президиум, где в окружении помощников и пресс-секретарей восседал президент.
— Господин президент, — обратилась к президенту высокая, рыжая и худая как палка немка, — как вы можете прокомментировать недавние громкие события, связанные с задержанием господина Сметанина? Репортаж об этом транслировали все независимые телеканалы России.
Прежде чем ответить на вопрос, президент в своей обычной манере усмехнулся и отпустил колкую шутку:
— Ваши немецкие коллеги не раз упоминали о том, что в нашей стране не существует независимых телеканалов. Значит, они у нас уже появились? Приятно слышать.
По залу прокатился веселый ропот. Президент удостоверился, что аудитория поняла шутку, и лишь затем стер улыбку с лица.
— А если говорить серьезно, — продолжил он, — то операция была проведена грамотно и успешно. — Президент сделал паузу и повторил, чуть повысив голос: —
Немецкая журналистка вновь схватилась за микрофон:
— Значит, вы не будете наказывать тех, кто проводил задержание Сметанина и…
— Что за глупости? — поморщился президент. — Наоборот, я намерен поднять вопрос о награждении сотрудников спецслужб, разработавших и осуществивших эту операцию.
— Да, но ведь следователи допустили в ходе этого дела огромное количество нарушений! — не унималась журналистка.
Президент посмотрел на нее в веселый прищур и усмехнулся.
— Не знаю, как у вас в Германии, — иронично сказал он, — а у нас, у русских, есть такая пословица: победителей не судят. — Он выдержал многозначительную паузу и добавил: — Я удовлетворил ваше любопытство?
— Да, — кивнула журналистка.
— Я рад. В таком случае следующий вопрос…
— Достаточно, — сказал Меркулов.
Поремский выключил звук. Некоторое время коллеги сидели молча. Потом Меркулов сунул руку в карман и достал бумажник.
— Володь, — устало обратился он к Поремскому, — не в службу, а в дружбу — сбегай в магазин и купи еще одну бутылку. Мне кажется, нам с тобой самое время выпить.
