Здоровый качок решительно поднялся из-за стола у входных дверей в больницу, пресекая желание Турецкого войти в вестибюль, где его ожидала Галя.
— Посторонним не положено, — хриплым голосом заявил он.
Турецкий достал удостоверение, раскрыл его и резко ткнул прямо в нос охраннику. Тот отшатнулся.
— Это кому не положено? Сядь и не возникай. А то сейчас вызову своих ребят, и они тебя повяжут. Ты почему пропускаешь сюда всяких подонков, которые больным угрожают? Тебе кто велел это делать? Отвечать! — рявкнул Турецкий.
И краем глаза увидел, как прыснула Галя, зажав рот обеими ладонями. Он бы и сам рассмеялся при виде выпученных глаз охранника. Тот ничего не понимал, ну и черт с ним. Отодвинув его небрежно в сторону рукой, Александр Борисович прошел в вестибюль и принял из рук Гали белый халат, который и накинул на плечи.
— Ух как вы его! — смешливо заметила она. — Кстати, он тут со всех бакшиш берет. Без червонца никого не пропускает.
— И тебя тоже?
— А разве я лучше других?
— Каждый в этом городе, я вижу, зарабатывает как может.
— Это точно, Александр Борисович... В общем, девочка согласилась, и я считаю, это наш большой успех. Хотя говорить об этом деле как о каком-то успехе просто кощунственно. Вы на нее не жмите. Она только выходит из шока, в котором находилась почти неделю. И еще надо учитывать, что ее родителей несколько раз посещали местные деятели и угрожали.
— Да чем еще-то после всего, что было, можно угрожать?
— Ой не говорите, Александр Борисович, — вздохнула Галя, — это ж деревня, все про всех знают. А тут юную невесту, да буквально накануне свадьбы, чуть не взвод пьяных ментов изнасиловал! Как после этого жить? Как в глаза людям смотреть? А жениху несчастному отбили почки, и он потом всю ночь без сознания на холодной земле пролежал... И ни один врач этого не зафиксировал, между прочим. Вы на Светку посмотрите, а потом медицинскую карту потребуйте показать, и вам сразу все станет ясно. Я уже с ними даже не спорю на эту тему... Врут все и в глаза не смотрят. Тоже боятся...
— А врачам-то чего бояться?
— У них тут все дела решаются в следующем порядке. Сначала дает указание мэр. Затем следует конкретное разъяснение от начальника РУВД либо его орлов. И, наконец, для отдельных непонятливых или забывчивых, приходит напоминание от братвы. Мол, если вякнешь лишнее, потом не жалуйся. И всем давно известно, что угрозы словами не кончаются. Избивают, грабят, бьют машины, даже поджигают дома — это происходит как ни в чем не бывало. А если кто продолжает правду искать, тому говорят прямо: «Тебя предупреждали? Ты не понял? Пеняй на себя...» Примерно то же самое было сказано и родителям Светы. Что взята была как проститутка, а в сумочке обнаружены наркотики, о чем и составлен протокол. На первый раз — штраф, в следующий — камера в
— Большой штраф?
— Пятьсот рублей. Все, что было у нее в сумочке. Ну и плюс небольшое развлечение для уставших от непосильной работы сотрудников ОМОНа. Это общая картина. А частности — это уж как она сама теперь пожелает...
Почти неслышно работал диктофон, записывая рассказ девушки. Света лежала на спине с закрытыми глазами, словно ей было нестерпимо стыдно смотреть на своих посетителей, особенно на Александра Борисовича, который понимал, что сочувствие сочувствием, однако дело прежде всего. И был даже внешне деловитым и собранным, как и подобало бы «главному прокурору».
В палате было еще пять коек. Но остальных женщин, главным образом пожилых и к зачистке в Воздвиженске отношения не имевших, Галя уговорила ненадолго покинуть свои места и посидеть в коридоре, чтобы не мешать чрезвычайно важному делу, ради которого сюда прилетел из Москвы сам первый помощник генерального прокурора России. Уговорила, и те очень неохотно вышли из палаты, после чего Галя плотно закрыла дверь.
Света и сама не знала, почему они с Мишкой вдруг решили сходить в клуб и потусоваться на дискотеке. Может, думали, что после свадьбы на такие пустяки у них времени не останется. Ничто в клубе не предвещало беды. И когда в зал ворвались вооруженные омоновцы, все растерялись. Так бы успели разбежаться в разные стороны, а тут — растерялись.
Их согнали автоматами в тесную кучу возле сцены и стали девушек, на которых буквально пальцем показывал участковый Сенькин, находившийся здесь же в зале, выхватывать по одной и уводить из зала. Потом то же самое начали делать с парнями. Тех, кто пытался сопротивляться, швыряли на пол и топтали тяжелыми ботинками, били прикладами автоматов. Сколько времени это продолжалось, никто сказать не мог. Возможно, целый час, а может, и пять минут. Все пролетело стремительно, и многие пришли в себя, лишь когда их стали затаскивать в кабинеты на втором этаже управления внутренних дел. Сказали, для допросов и обысков. На самом же деле никто никого не допрашивал. А потом началось...
В сумочке у Светы эти гады обнаружили приглашение в ЗАГС, где было указано, когда она должна явиться для регистрации брака. Находка была встречена общим хохотом, после чего каждый захотел тут же «поиметь дело» с невестой. Но больше всех обрадовался Степка Малохоев, эта мерзкая сволочь, который якшается с бандитами — это всем давно известно. Он заявил, что будет первым, так как знаком с невестой чуть ли не с детства и она ему по жизни много осталась должна. Так что у него к ней свой счет. И с ним почему-то никто не стал спорить.
Ничего она никому не была должна, а Степку, дылду, болвана и придурка, она действительно знала. Он приставал к ней, когда она еще в школе училась. Но однажды она пожаловалась отцу, батя и подкараулил Степана. О чем они говорили, Света понятия не имела, но больше этот козел к ней не подходил.
«Значит, могла быть и своеобразная месть, — подумал Турецкий. — Интересно было бы посмотреть на Светиного отца, которого испугался Малохоев... И почему же Степан теперь не побоялся прийти и угрожать ее родителям?» Отметил себе вопрос...
Это была не пытка, не безумные мучения, это была смерть. Она стала сопротивляться, но Степка жестоко избил ее. Она не знала, сколько мужиков над ней надругались, она вообще ничего не ощущала. Когда ее привели в чувство, облив ледяной водой, она поняла, что лежит голая на полу, а вокруг нее ходят тяжелые ботинки. Потом ей велели одеваться. Ей помогла незнакомая девушка, которая без конца рыдала, грязно ругалась и растирала по своему лицу черные потоки туши. Она же вывела ее к лестнице, поддержала, когда они спускались к выходу, и в пустынном ночном дворе спросила:
— Ты знаешь, куда идти?
— Знаю, — сказала Света и поняла, что действительно знает.
Из управления домой ей надо было идти через мост. Ночь стояла холодная, а на Свете было только легкое платье. Куртка и сумка пропали. Но теперь ей было все равно.
На мосту, куда она с трудом прибрела, дул сумасшедший ветер. И Света даже обрадовалась. Ей показалось, что не надо будет предпринимать никаких дополнительных усилий — просто забраться на балюстраду. Но ей вдруг стало страшно. И этот страх на какую-то минуту оказался сильнее, чем тот ужас, который она пережила в милиции. И тут рядом с ней затормозила машина.
Вышедший из нее пожилой мужчина громко спросил:
— Ты чего удумала, девка?
И этот вопрос среди ночи был настолько неожиданным, что Света задумалась: а в самом деле, что она делает?
Мужчина подошел ближе, поднял за подбородок ее лицо и ужаснулся. Потом оглядел рваное платье.
— Где это тебя? — спросил он.
— В милиции...
Мужчина выругался.
— Далеко живешь?
Света сказала.
