Про ежедневные семинары, обучающие ремеслу мошенничества и выключающие людей из реальной жизни.
— Я не знаю, как они этого добиваются. Я была как в дурмане, будто это и не я была, — еще раз вспомнив первый семинар, говорила она.
— Как добиваются? Очень просто! — подал голос мужчина постарше. Видимо, он пользовался у Грязнова особым авторитетом, потому что Вячеслав Иванович мигом обернулся к нему и попросил:
— Просвети нас, Петрович! Кто, как не ты…
— Могу, — ответил Алексей Петрович Кротов. — Судя по тому, что мы слышали, при вербовке имел место вариант гипноза, который называется индуцирование массовых контагиозных явлений психического характера.
— А по-русски? — слегка нахмурился Грязнов.
— Можно проще: многофакторное воздействие на психику. Начнем с начала: Анна Николаевна сказала, что всех гостей собирали возле одной двери, когда в зал можно было войти с двух сторон. Создали такой «накопитель», толкучку, где человек чувствует себя по законам толпы. А у нее совершенно другая психология, нежели у индивидуума. Уже с накопителя гости могут ощущать дискомфорт, тревогу.
— Так и было, — кивнула Аня.
— Дальше: шустрые девушки задавали темп мероприятия — быстрей, быстрей! Рассаживайтесь, не выбирайте мест, так?
Аня опять кивнула.
— Это установка: все уже выбрано за вас. Дальше: музыка, как говорит наша гостья, оглушительная.
— Запредельная.
— Вот-вот. Потом эти мантры «хей, хей», быстрая речь ведущего, подпевки из зала, которые мешают сосредоточиться. Короче, когда человек подвергается такому массированному воздействию: тактильному, звуковому, зрительному, информационному — пропускная система мозга не справляется. Наступает так называемое охранительное торможение. То, что в народе называют: крыша поехала. Человек в таком состоянии утрачивает критику, то есть способность логически мыслить и взглянуть на ситуацию со стороны. И вполне может совершить поступок, совершенно для него не характерный. Его эмоциональные реакции тоже искажены от эйфории до громкой истерики или ступора.
Аня вспомнила, как неестественно громко хохотала Зойка в кабачке, где отмечалось ее вступление в «Триаду». В какой-то момент Ане было тогда даже стыдно за подругу. А теперь всю жизнь будет стыдно за себя…
— Вот какие чудеса бывают на свете! — воскликнул Грязнов. — Я ведь об этой пирамиде, об этой «Триаде» — «Терции» буквально на днях говорил с Турецким.
Темные там дела творятся… Подожди, девочка, я вот что спросить хочу: ну хорошо, в первый день, когда музыка и все такое, про что нам, темным, Кротов, объяснил, когда реакции искажены, — это я понял. А потом? Ты ведь говорила, что и дальше как под гипнозом ходила. Почему?
— Не знаю, как объяснить… Понимаете, эта Ольга Третьякова — она как колдунья, что ли. Она целый зал держит, словно игрушку в ладони. И внушает то, что хочет внушить.
— Сколько же ей лет?
— Двадцать шесть — двадцать семь.
— Что же она такая всесильная? В зале-то, поди, взрослые дяди и тети сидят? — не унимался Грязнов.
— Да. Но они на нее — как кролики на удава… Или как племя бандарлогов в «Маугли». Она слово скажет, и весь зал качнется ей навстречу, правда! Я и сама была в нее… влюблена даже. Если бы не смерть Зойки, я бы и сейчас, наверное, в плену была…
— Кротов, как ты это объясняешь? Что за дьявольщина?
— Да где-то так и есть, — ответил Кротов. — Если бы я не был убежденным атеистом, я бы так это и охарактеризовал. — Он помолчал, подыскивая слова, и добавил: — Есть такие люди, которые обладают влиянием на других. Харизматические лидеры.
— О, давно мы таких умных слов не слышали, — усмехнулся Грязнов, — с прошлых выборов.
Кротов невозмутимо продолжил:
— Вот, например, среди верующих есть даже каста особая— монахи, изгоняющие бесов, — экзорцисты. Правда, официальная церковь их, как правило, не поддерживает, и практикуют они частным, так сказать, образом. Организуют секты. И приводят в транс сотни людей — это-то всем известный факт. И люди в этом психологическом рабстве живут долгие годы. И умирают порой за своего пастыря. Или колдуна, как угодно. Эта Ольга, или как ее там, она могла научиться такому ремеслу, вернее, искусству порабощать массы.
Грязнов слушал, глядя то в окно, то на Анну.
— Ну-ка, еще раз: ее имя и возраст? — как бы проверяя что-то, спросил он.
— Ольга Третьякова. Лет двадцать шесть или семь.
— А как ее мать зовут?
— Галина Юрьевна.
— М-да… Все сходится! Я тоже атеист, но должен заметить, что Бог — не фраер! Какая же ты молодец, что добралась до меня! Невзирая на пули и обыск.
И он легонько хлопнул Аню по плечу. Как свою.
Глава 33
ПЛАН МЕРОПРИЯТИЙ
— Так что за заложник? — вернулся к исходному высокий, молчавший до сих пор мужчина, Сева Голованов.
— Расскажи, — кивнул Ане Грязнов.
— Это Зоин сосед, — объяснила Аня. — Я в командировку уезжала. Вернулась вчера, ее телефон не отвечает. До самого позднего вечера. Я заволновалась и поехала к ней. А в Фонде за день до этого был бал…
— Ишь ты, балы там у них… Как у Сатаны! — усмехнулся кто-то.
— … И Зоя получила приз — телевизор «Филипс». Привезли ей этот приз мужчины из Фонда, там и Скотников тоже был. Привезли и уехали. А где-то через час в квартире начался пожар. И Зоя выбросилась из окна.
— Об этом вы уже говорили, — вставил Грязнов-младший.
— Ну да, — кивнула Аня. — Как я поняла, официальная версия смерти: взрыв телевизора, возникший пожар, спасаясь от которого она и бросилась с пятого этажа. Но Венька, сосед снизу, такой тихий алкоголик, проговорился мне, что Зоя выбросилась еще до пожара.
— Откуда он знает?
Аня рассказала об откровениях алкаша, о Зоином кольце, присвоенном Венькой.
— Это же вещдок!
— Главный вещдок — это ее заявление, — подсказал старший Грязнов.
— Да! В ее сумочке было заявление в уголовный розыск. На имя начальника, то есть Вячеслава Ивановича.
— Вот именно! Оно-то меня и заинтересовало. Ты прочти заявление.
Она извлекла из сумочки конверт, вытащила несколько листков бумаги. Руки задрожали.
— Давайте мне, я прочту, — произнес Денис Гряз-нов, отбирая у Ани листки.
Он начал читать:
— Так, ну здесь «шапка». Читаем дальше: «…Настоящим сообщаю, что в тяжелый для меня момент жизни я была вовлечена в деятельность так называемого Фонда по оказанию…» — Это пропускаем, здесь
