Тот неопределенно покачал головой.
Надо пройтись по комнате, подумал Турецкий, кровь разогнать. Причем руки желательно за спиной держать, чтобы привычка вырабатывалась. Походи, подумай, Александр Борисович, или, как зэки говорят, покубатурь.
— Что молчишь? — сказал наконец Меркулов.
— А что говорить? — кисло улыбнулся Турецкий. — Боюсь, что я, со своей замечательной способностью вступать во всякие липкие, скользкие, гиблые и прочие места, каким-то неловким движением привел в действие чей-то защитный механизм, и теперь трупы будут сыпаться как из рога изобилия. Или, в лучшем случае, тяжелораненые.
— Ситуация нехорошая, — подтвердил Меркулов. — Ты, видно, кому-то все ноги оттоптал. Кто-то, Саша, тебя не любит.
Как бы в подтверждение этих слов у Турецкого зазвонил телефон. Он привычно глянул на дисплей — номер не определился.
— Такие звонки последнее время были от Стасова, — заметил Турецкий. — Да еще от генерального.
— Стасов в психушке, — напомнил Меркулов. — Под грязновским присмотром. Генеральный уже, наверно, дома.
— Ах да… — Турецкий включил телефон и подумал, что такому загадочному типу не составит труда и с Марса позвонить.
— Привет, — сказал хрипловатый голос. — Ну что, следак, все неймется тебе? Видишь, к чему это привело? Честного генерала завалил. Стратегические летчики без командира. Страна волнуется. Нехорошо-оо…
И в трубке раздались короткие гудки.
Тут Турецкому и в самом деле стало нехорошо.
Мудрый Меркулов внимательно смотрел на него и ничего не спрашивал.
Вообще-то подобная ситуация уже случалась. Они об этом прекрасно помнили, но вслух никто говорить не хотел. Возможно, тогда было даже хуже.
Несколько лет назад Турецкого подставили так, что мало не показалось — нашли в полном беспамятстве в собственной машине с мертвой стриптизершей, застреленной из его же пистолета. В сущности, по алгоритму событий случилось все то же самое — его пытались вывести из игры. И вывели — на какое-то время. Пришлось даже в СИЗО посидеть, слава богу, адвокат был дельный, да и вообще свой человек — Юра Гордеев. Правда, тогда была убита девушка из ночного клуба, а сейчас — заместитель командующего стратегической авиации. Всего-навсего. И это, конечно, здорово усложняет жизнь. Такое с рук ре спустят никому, ни сотруднику Генпрокуратуры, ни ФСБ, ни кому другому. И не надо говорить, что перед законом или Господом все равны. Черта с два. Все звери равны, но некоторые из них равнее. Зам командующего конечно же равнее.
— Нет, но каков расчет, а, Костя?! — почти с восхищением сказал Турецкий. — Ты только оцени. Это же надо было подгадать, кто из важных шишек будет в это самое время в Конакове!
— Городок-то небольшой, — заметил Меркулов. — Что он вообще там делал, этот генерал-летчик? Надо бы нам этим заняться. Может, его туда специально завезли?
— А кто ведет расследование, военная прокуратура?
— Да. И это неправильно. Надо попросить, чтобы это дело передали нам. Военные могут быть предвзяты.
— И что ты сделаешь? — спросил Турецкий. — Скроешь следы баллистической экспертизы? Пистолет-то у меня все равно свистнули, как ни крути. Рано или поздно это выплывет.
— Во-первых, — сказал Меркулов, — пистолет у тебя могли свистнуть раньше.
— В смысле? До перестрелки? А из чего же я тогда стрелял?
— А кто знает, что вообще была перестрелка? Сестра Мелешко? Она может молчать, если мы с ней побеседуем и объясним, что так лучше и для нее, и для репутации ее покойного брата. Рапорт же ты еще все равно не писал.
— Костя, перестань, — поморщился Турецкий. — Я тебя не узнаю. Это же должностное преступление, зачем оно тебе нужно?
— Я только рассуждаю, — педантично заметил Меркулов. — Ищу выход.
Он встал, открыл дверь и сказал секретарше:
— Виктория, сегодня меня уже ни для кого нет.
Меркулов запер дверь изнутри и сказал Турецкому:
— Давай-ка начнем сначала. Отложи сигареты в сторону и расскажи мне все про перестрелку и про пистолет.
Турецкий теперь уже во всех подробностях рассказал, что произошло возле дома Ольги Мелешко, сколько раз стреляли в него (по одному разу два человека) и сколько он (по разу в каждого из них). И чем все закончилось (молниеносным исчезновением нападавших).
— Гильзы свои, Саша, ты, конечно, не захватил?
Турецкий красноречиво пожал плечами.
— Почему же не захватил, Костя? Лежат у меня дома. Только что толку? Во-первых, надо, чтобы те орлы, которых я свинцом угостил, его, этот самый свинец, сберегли, а на это рассчитывать просто нелепо. И во-вторых, это еще не доказательство, что не я стрелял в генерала, если его завалили действительно из моего пистолета.
— А кстати, — сказал Меркулов. — Что ты делал в половине двенадцатого ночи?
— Спал без задних ног.
— А сестра Мелешко?
— Аналогично.
Меркулов немного помолчал.
— Саша, пойми меня правильно…
Тут уж Турецкий взвился:
— Костя, у меня с ней ничего нет, если ты об этом! — Хотя по большому счету сердиться было не на что: он и сам понимал, что такому вопросу обязан своей репутации изрядного донжуана. Ну что уж теперь поделаешь?
— Нет так нет, — примирительно согласился Меркулов. — Этот вопрос благополучно снят. Хотя… Ты думаешь, она ответит так же?
— Может, хватит, а?
— Ты снова меня неверно понял. Что, если она в игре?
Турецкий оторопел. И поймал себя на том, что эта простая мысль не приходила ему в голову. Нет, у него были различные подозрения насчет Ольги, еще перед первой встречей, когда он дожидался ее в кафе. И если потом что-то оставалось, тем более когда она его отправила к армейскому другу, то потом все испарилось. Хотя вот ведь ирония судьбы — думала, что отослала по ложному следу, а впоследствии оказалось: как раз куда надо. Эх, если бы он догадался раньше… Но как же раньше можно было догадаться — без просмотра альбома с фотографиями? Разве что он бы выехал из Конакова немедленно после перестрелки.
— То есть ты думаешь… — осторожно начал Турецкий.
— Я ничего не думаю, я предполагаю. Сестра Ме-лешко может быть частью комбинации — активной или пассивной — по дискредитации помощника генерального прокурора. Ведь может?
Турецкий вынужден был согласиться. Помолчали минут пять. Турецкий выкурил две сигареты, Меркулов пил воду и прохаживался по кабинету. Турецкий следил за его равномерным движением как за метрономом.
— Вот, думаю над твоим делом и не могу понять…
— Над моим делом? Уже есть мое дело?
— Не придирайся к сЛовам, — поморщился Меркулов. — Нет, конечно, ничего. И вот это самое я и хотел тебе сказать. Этот хриплый тип, который пугает всех по телефону — тебя, сестру Мелешко… На что он рассчитывает? Где свидетели преступления?
