возбуждения уголовного дела.
— А на самом деле? — спросил Игорь. — В чем подоплека их вражды? Что-то личное?
— На самом деле кредитная история их отношений такова, — продолжал Гера, — Белявский и Разумневич когда-то учились на одном курсе в Первом медицинском институте, вместе фарцевали на улице Горького на участке между Центральным телеграфом и «Националем». Вместе отсиживали в отделениях милиции, откуда их забирали высокопоставленные папаши, потом их на пару прорабатывали на комсомольских собраниях. Даже на карикатурах в стенгазетах они были неразлучны. И вылетели тоже в один день — сначала из комсо-, мола, потом из института. Их и посадили одновременно за торговлю порнографией в подземном переходе на Пушкинской площади, с конфискацией имущества… Так они и шли рука об руку над обрывом по узкой дороге застоя и перестройки, вплоть до развилки, то есть до образования первых перестроечных кооперативов, после чего пути их стали расходиться, а после дефолта и вовсе, всерьез и навсегда, разлетелись.
— Навсегда ли? — хмыкнул Игорь. — Бывает, интересы расходятся, но потом снова сходятся… Но во время дефолта Разумневич баснословно разбогател.
Биржевые спекуляции, — кивнул Игорь. — Я читал. А разве это подсудно?
— За счет тех, кого он разорил, в том числе и за счет государства, — уточнил Гера. — Вроде бы ничего противозаконного, обычная биржевая спекуляция, игра на понижение, потом на повышение. Срочно продавал то, что должно было упасть в цене, и скупал валюту.
— Здесь дело не в самом обогащении, а в противозаконных методах, — вступил в разговор Померанцев. — Турецкий с подачи Меркулова тщательно, с экспертами, проанализировал его деятельность, и стало понятно, что Разумневич действовал всегда безошибочно, как если бы знал в деталях весь комплекс финансовых мероприятий по дефолту девяносто восьмого года, о котором в руководстве страны могли знать три-четы-ре человека. Константин Дмитриевич настоял, чтобы Турецкий вызвал Разумневича в качестве свидетеля. В дальнейшем, когда стала проясняться его истинная роль, речь зашла уже о задержании, но Турецкого срочно откомандировали в Интерпол, и выписывать постановление о взятии его под стражу пришлось уже мне… А позавчера вечером приказом генерального прокурора Меркулова срочно откомандировали в Чечню, и сменивший его первый зам Анисимов приказал мне повременить со взятием под стражу Разумневича, то есть отложить до лучших времен. А постановление не тащить на подпись к председателю суда, а спрятать подальше в сейф… И вот что мы в результате получили буквально на следующий день, — он кивнул на газету.
— То есть это не Константин Дмитриевич распорядился пока не задерживать Разумневича? — спросил Игорь.
— Дмитрич матерился из Чечни по телефону, когда узнал, — подтвердил Гера. — Игорек, не обижайся, для нас ты свой в доску, как порядочный человек, которого я хорошо знаю, и как журналист по криминальной тематике, но это не мешает лишний раз напомнить: все, что ты здесь услышишь, может быть предназначено для твоей будущей публикации не раньше, чем мы это разрешим.
— Мог бы и не говорить…
— Все-таки обиделся… Пойми, здесь замешано слишком много политики и крутятся очень большие бабки. Возможно, где-то наверху опять решили, что не вовремя, мол, скоро выборы и как бы не расшевелить наше политическое болото с неизвестными последствиями… Мало ли что вдруг всплывет на поверхность? И вот теперь этот скользкий Разумневич… едва достался Валере по наследству, как в очередной раз вывернулся.
— Я так понял, что вы друг друга давно знаете? — улыбнулся Залогин.
— Однокурсники, — подтвердил Гера. — Как и Разумневич с Белявским. И знаешь, я ведь как чувствовал, что Валера обязательно обойдет меня по службе. Значит, планида моя такая — Валере быть моим непосредственным начальником, а мне его непосредственным подчиненным… Но уж лучше он, чем кто другой.
— Какие твои годы? — сощурился Померанцев. — Подсидишь еще меня…
— Нет уж. Когда идут такие дела, лучше подчиняться, чем брать ответственность на свою шею.
— Какие еще, например? — поинтересовался Игорь.
— А Разумневича тебе мало? — пожал плечами Гера. — Когда заводится такое дело, лучше взять долгосрочный отпуск за свой счет. Или лечь в больницу на обследование.
— Александр Борисович еще мне рассказал, — продолжал Померанцев, — что Разумневич, когда он допрашивал его в качестве свидетеля, объяснял обрушившееся на него сказочное богатство исключительно своей интуицией и незаурядными способностями биржевого игрока. Мол, чем он хуже Сороса?
— Как же, помню, как сейчас, — хмыкнул Гера. — Типа видение ему было.
— Но это не для печати, — напомнил Померанцев Залогину. — Словом, мне приказано ждать вплоть до особого распоряжения. И — дождались. Упреждающий удар называется.
— И вы так спокойно об этом говорите? — удивился Игорь. — Вы хоть понимаете, что у вас в Генпрокуратуре завелся крот! Он и передал эту информацию.
— И что нам теперь, стреляться? — хмыкнул Г ера. — Только о том и думаем, головы ломаем, ночами перезваниваемся: кто?
— А вы допросите этих газетчиков, как к ним ваша информация попала!
— Как же, вас допросишь… — мрачно сказал Гера. — Сразу начнете орать на всех перекрестках, что имеете право скрывать своих информаторов… Потому и пригласили тебя, чтобы проконсультироваться в частном порядке: кто бы мог, на твой взгляд, написать такую статью?
Игорь снова стал читать статью, только теперь уже более внимательно.
Да уж, подлянка та еще… И написано от лица редакции.
— Коллективная безответственность, что тут непонятного? — кивнул Гера.
Кажется, я догадываюсь, кто писал… Но для достоверности хорошо бы прочитать еще несколько статей того же автора, чтобы сказать наверняка… И потом, вы же можете заказать литературоведческую экспертизу?
— Это мы обязательно сделаем, — заверил Померанцев.
— Но лучше бы нам сначала обойтись своими силами, раз у нас завелся крот… — добавил Гера, искусно подражая акценту и тону вождя, учителя и лучшего друга советских журналистов. — Нэважно, кто это написал, важно, кто сдэлает экспэртизу языка и стиля. Поэтому, Игорек, я пригласил тебя. Чтобы ты нам сказал: чья это рука? Ибо дело-то серьезное. Кто-то не просто организовал утечку информации в газету Разумневича, но еще для достоверности снял и переслал от нас копию бланка постановления, с подписями и печатью.
— И раскрытие этой утечки является для вас делом чести, — кивнул Игорь.
— Ты все понимаешь… И почему почти одновременно Александр Борисович и Константин Дмитриевич также оказались не у дел? Не верю я в такие совпадения!
Не хочу даже думать об этом… — мрачно сказал Померанцев. — Кстати, Меркулов позвонил мне утром из Чечни и потребовал форсировать расследование утечки информации, не дожидаясь реакции руководства. Обещал днями опять позвонить.
Герман Шестаков и Игорь Залогин только переглянулись и промолчали.
— Для разрядки: сколько стоит такая статья? — спросил Гера у Залогина.
— Трудно сказать… — пожал плечами Игорь. — Поскольку подлинный адрес «Российских ведомостей» — это задний карман Домашней пижамы Разумневича. А платит он за нужный материал очень даже неплохо… Вам виднее, но, как мне кажется, сейчас главное, что Разумневич велел бить в набат, мол, свобода слова и предпринимательства под угрозой, ну и все такое… А уж сколько такая информация стоит в денежном эквиваленте, это дело десятое… А платят у них по-разному. Но очень хорошо. Возможен и другой вариант: тому, кто эту информацию продал, сам Разумневич до фонаря. Человек решил заработать на сливе сенсации.
— Сейчас на всем зарабатывают. Даже на благотворительности, — кивнул Гера.
— Возможно, какие-то ваши работники Генпрокуратуры не смогли устоять перед соблазном продать эту сенсацию журналистам, а тем главное — опубликовать скандальную статью, которая привлечет внимание и повысит рейтинг…
— Но именно в газете Разумневича… — уточнил Гера.
