Бедняков мучительно соображал, пойти ли ему сперва пообедать или заскочить в отделение и выяснить, заявлял ли Резник о краже. А пока Бедняков размышлял, указательный палец его правой руки, оказывается, уже накручивал телефонный номер слесаря Петра Петровича. Петр Петрович — золотые руки отсутствовал или просто не подходил к телефону, возможно опасаясь рекламаций со стороны обманутых клиентов, а возможно — просто фильтровал звонки. Так или иначе, автоответчик приятным, мягким баритоном предложил после соответствующего гудка оставить сообщение или заказ и свои координаты.
Бедняков решил не смущать мастера, который запросто может скрывать от государства свои трудовые доходы, и представился Спилбергом. Мол, ему Петра Петровича порекомендовала Минна Иосифовна, и требуется срочно врезать сложный израильский замок. Оставил свой домашний телефон, попросив перезвонить вечером. Врать, конечно, нехорошо, но кто даст гарантию, что, не очень разбираясь в тонкостях ведомственной принадлежности, мастер не примет абонента за налогового полицейского и на неопределенный срок не уйдет в подполье?
Теперь он подумал, что по дороге в ближайшую забегаловку нужно будет заглянуть в отдел. Вообще- то у Беднякова было искушение пожевать чего-нибудь здесь же — холодильник у покойного Резника заботами Минны Иосифовны просто ломился от продуктов. Но он пересилил себя: если экономка считает котлеты, кто скажет, что она не взвешивает ежедневно сыр и ветчину, да и вообще, нехорошо объедать усопшего.
Все это время Бедняков стоял и пялился на холодильник, наконец сообразив, что его, кроме потенциального наличия обеда внутри, привлекали еще и мелкие записки на клейких квадратиках цветной бумаги, прикрепленные на западный манер прямо к дверце. На одной из них зеленым крупным шрифтом было напечатано: «16:05 налоговка».
«16.05 — надо полагать, шестнадцатое мая?» — подумал Бедняков.
Как все, однако, взаимосвязано! Вот он только что вспомнил о налоговой инспекции в связи со звонком слесарю. А может, потому и вспомнил, что краем глаза все время видел эту бумажку? Видел Бедняков ее, конечно, и в первый свой визит сюда, только тогда это его мало интересовало.
На всякий случай Бедняков изучил остальные памятки, но ничего интересного не обнаружил, за исключением того, что ни одна из них не была написана от руки — все напечатаны на принтере. Неужели Резник был таким фанатом технического прогресса, что даже ручки в доме не держал? Как же он кроссворды разгадывал?
Наконец в начале второго Бедняков покинул гостеприимную квартиру Резника, унося в пакете дамский журнал, на котором, возможно, сохранились отпечатки пальцев «приличной девушки», и направил себя, голодного, в отдел.
Шаповалов пребывал на посту — за рабочим столом в своем персональном кабинете (в отличие от участкового, таковой ему полагался) и корпел над рапортом.
— Опер пишет оперу? — поинтересовался Бедняков.
— Нет, тебе.
— Всех соседей опросил?
— Об этом и пишу, даже обедом пожертвовал.
— Это ты напрасно, я вот, например, как раз шел, чтобы подкрепиться, может, составишь компанию? Заодно расскажешь, что там у тебя вырисовывается.
Шаповалов с видимым облегчением захлопнул блокнот с законспектированными показаниями жильцов дома номер семь.
— Только для начала выясни, не поступало пятнадцатого либо шестнадцатого заявление от нашего усопшего по поводу кражи.
— Не понял, его что, ограбили?
— Там темная история. Сейф, по словам экономки, якобы вскрыл слесарь по просьбе самого Резника, который в свою очередь якобы потерял ключ. Но потерял он его или ключ украли и пропало ли что-нибудь из сейфа — неизвестно. Экономка предположила, что он, возможно, заявлял в милицию.
Шаповалов озадаченно почесал в затылке, но проверять пошел. Вернулся он довольно быстро.
— Не было никакого заявления. С пятнадцатого по девятнадцатое, то есть когда покойничку было уже не до заявлений, вообще по поводу квартирных краж обращались только дважды — спокойное было время, все больше машины угоняли.
— Ясно, — сказал Бедняков, хотя на самом деле ничего ему было не ясно.
Через каких-нибудь десять минут они уплетали кулебяку, запивая овощным бульоном, и Шаповалов с набитым ртом вводил Беднякова в курс:
— С этими соседями полная чехарда получается. Жмурика нашего видели человек десять в общей сложности. Если, как это… усреднить, то, выходит, явился он домой, надо полагать, с работы не раньше четырех, но не позже шести. То есть одни клянутся, что видели его где-то в четыре, другие — что скорее в шесть.
— Климов показал — около пяти.
— Может быть. Хотя может быть и так, что он потом еще раз куда-то выходил. А шел он от платной стоянки, где оставил машину. Стоянка там — в ста метрах от дома, я проверил — машина его стоит. Одни говорят, что он был пьяный, другие — что трезвый, но расстроенный, третьи — что вообще как больной, короче, его то ли шатало, то ли мутило и с какими-то бабками у подъезда он не поздоровался. Никто незнакомый и подозрительный за отчетный период свидетелями не замечен. Народ с работы шел, тинейджеры тусовались, собачники. С собачниками, кстати, проблема. Там во дворе площадка подходящая, так что эти кинологи и с соседних дворов тоже ходят. Их я, конечно, еще не всех проверил, только они, если не в этом доме жили, вряд ли нам будут полезны.
В районной налоговой инспекции народу толпилось как в очереди у американского посольства. В коридоре было душно. Все двери нараспашку. В помещении, где работали три инспекторши, трудился кондиционер. И все равно было душно. И у начальника стояла духота. Под стенкой независимой группой томились три дородные, взмокшие дамы и солидный господин с кассовыми аппаратами на руках. Переодетые базарные торговцы с переодетыми гусями.
Неудивительно, что по телефону Бедняков не смог добиться ни одного вразумительного слова.
— Не надо за мной занимать! — возмущенно заявила женщина, заполнявшая своими формами весь проход. — Вон записывайтесь на завтра, на после обеда.
Бедняков, разумеется, и не думал за ней пристраиваться, просто не смог обойти с первой попытки. Измученные многочасовым ожиданием представительницы прекрасного пола, составлявшие в очереди большинство, посмотрели на него с ненавистью. Слова «прекрасный пол» на самом деле по отношению к любой из них выглядели издевательством. Бедняков подумал, какой странный сложился стереотип: бухгалтерша должна отличаться от секретарши с полувзгляда. Даже в бане.
Собравшиеся в налоговке, наверное, заслуживали сострадания. Но Беднякову почему-то было их совсем не жаль. Он пошире распахнул куртку, демонстрируя всем присутствующим рукоятку пистолета, и громовым голосом провозгласил:
— Где здесь обслуживают бухгалтеров мафии?!
В абсолютной тишине он проследовал по образовавшемуся проходу в кабинет начальника. Посетитель ретировался в коридор и вежливо прикрыл за собой дверь.
— Капитан Бедняков, — успокоил он чиновника, едва они остались вдвоем. — Я вам звонил несколько раз. Шестнадцатого числа вы вызывали некоего гражданина Резника, бухгалтера фирмы… — тут ему пришлось заглянуть в блокнот, — «Stlelabo». Я хотел бы выяснить, по какому вопросу.
Тот снял трубку и позвонил по внутреннему. Занято. Набрал другой номер. Снова занято. И в третий раз занято. Он разозлился. Бедняков тихо злорадствовал.
Начальник рывком распахнул дверь и, перекрикивая толпу, отдал распоряжение одной из сотрудниц, сидевших в комнате напротив:
— Татьяна! Займись.
У Татьяны на столе стояла шикарная, чуть ли не в человеческий рост, роза в узкой вазе. Бедняков подивился на это чудо природы и представился. Больше ничего сказать он не успел, потому что глаза у
