давно жила, проявляя инициативу только в бытовых мелочах, все серьезные решения принимал Игнат. Она растеряла бойцовские навыки, необходимые рядовому жителю мегаполиса. В золотой клетке подобные навыки не требуются.
Когда банкомат загудел, отсчитывая купюры, а потом выдал в окошко большую стопку, Света издала радостный победный возглас.
— Тише! — прервал ее ликование таксист. — Это ведь вокзал, здесь всякой шушеры навалом. Быстро спрячьте деньги.
Он закрыл ее от посторонних глаз своим телом, внимательно наблюдая за окружающими.
— Когда отправляется ваш поезд?
— Поезд? — глупо переспросила Света.
— Да, поезд. Это вокзал, отсюда на поездах уезжают. Что написано в вашем билете?
— В билете?
Свете снова захотелось плакать, она болезненно скривилась, заморгала.
— Ну, вы даете! — возмутился таксист. — Что у вас такое случилось, чтобы в бега броситься?
— Да, да! Случилось! — быстро заговорила Света. — Кошмар, большое горе, вопрос жизни и смерти моего сына. Мне нужно к ма-а-аме, — простонала она и заплакала.
— Ясен пень, чуть что, сразу к маме. Ладно, не реви! — перешел на «ты» водитель. — Давай паспорт.
— Зачем? — вытирая щеки, спросила Света.
— Пойду в банк, возьму кредит в сто миллионов на твое имя. Надо же, поверила, таращится. Это шутка.
Свете было не до шуток.
— Паспорт нужен, чтобы купить тебе билет. До какой станции? Понятно. С места не сходить, ждать меня здесь. Шаг влево, шаг вправо… Черт, — выругался таксист, — машина у меня плохо стоит, влечу на штраф.
— Я заплачу!
— Ясен пень.
Первые минуты после ухода таксиста Света чувствовала только благодарность и облегчение. Но время шло, а таксист не появлялся. Вокруг сновали вокзальные люди — все как на подбор напряженные и подозрительные, с тем сосредоточенно злым выражением лица, которое бывает только у пассажиров, постоянно ожидающих подвохов, на которые богата железная дорога. Вдруг таксист вообще не придет? Забрал ее паспорт и смылся? Кредит оформит. Как выглядел таксист? Ему лет сорок? Или пятьдесят? Шатен. Нет, брюнет. Среднего роста. Нет, невысокий, как она. Света вдруг поняла, что совершенно не помнит таксиста, не узнает его в толпе или на опознании в милиции. Обращаться в милицию? Она едва не застонала от подобной перспективы. Нет, в милицию она не пойдет, потому что там нужно будет все рассказывать и про Игната тоже. При мысли об Игнате сердце пронзила кинжальная боль. Света согнулась в поясе, уперлась руками в колени и тяжело задышала, хватая ртом воздух, в котором, казалось, отсутствовал кислород. Мало того, что она сходит с ума, так еще инфаркт заработает. С кем Мурлыка останется? С мамой. Надо скорее к маме! Домой можно добраться на автобусе, там паспорт не спрашивают, кажется. Сдать вещи и камеру хранения и налегке отправиться на автобусную станцию. Света разогнулась, боль отступала, кинжал медленно вынимали из сердца. Она не будет думать об Игнате, запретит себе вспоминать о нем, пока не окажется в безопасности. На автобусе ехать больше десяти часов — мука мученическая. На первом курсе ездила на каникулы, билет на поезд не достала. Из автобуса вышла с окаменевшими мышцами и скрюченной спиной, каждый позвонок ныл. А теперь проделать тот же путь, но с ребенком! Ничего, справится, люди же ездят, и она не сахарная, не расплавится. Главное, добраться до мамы.
Таксиста она узнала и увидела издали. Он быстро шел, почти бежал, лавируя между людьми и чемоданами. Симпатичный невысокий парень, никак не старше тридцати лет. Простое открытое лицо трудяги, честь и достоинство которого не подвергались испытаниям неправедным богатством.
— Быстро! — таксист схватил Светины вещи. — Пулей летим. Поезд уходит через семь минут, шестой путь, десятый вагон. За мной! На всех парусах!
Света едва поспевала за ним. От тряски проснулся и заплакал Мурлыка, но Света не успокаивала его, бежала, ориентируясь на спину таксиста. Они потеряли драгоценные минуты, потому что платформу перегородил сломавшийся электромобиль с тремя тележками на прицепе. По краям платформы остались два узких прохода, у которых образовался затор. Свете было страшно пробираться с сыном по краю пропасти, сзади напирали нервничающие пассажиры, казалось, что могут столкнуть их на рельсы. К вагону примчались, когда поезд плавно трогался, проводница уже закрывала дверь.
— Стой! — крикнул ей таксист. — Пассажирку забыли. Вот билет, паспорт. Посторонись, тетя!
Проводница обиделась на «тетю», что-то пробурчала, ко дверь распахнула и отошла в сторону. Таксист закинул вещи в тамбур, следом, уже на бегу, помог Свете вкатить коляску и запрыгнуть самой. Поезд набирал скорость, проводница с лязгом захлопнула дверь.
— Проходите! — сказала она Свете. — У вас последнее купе.
Света шумно дышала, восстанавливая дыхание. Хорошенькая пробежка для особы, которая собиралась умирать от инфаркта! Да у нее сердце как у молодой лосихи. Она еще побегает! Но в следующую секунду Света перестала дышать, ахнула и привалилась к стенке.
— Ведь я ему не заплатила!
— Кому? — поинтересовалась проводница.
— Таксисту. Ни по счетчику, ни за билет, ни за штраф. Даже спасибо не сказала!
— Все, ту-ту! Поезд ушел, — рассмеялась проводница, которой показалось, что она остроумно выразилась.
Но Света не разделяла ее веселья.
— Какой стыд! Где же я теперь его найду? Человек помог, выручил, а я…
— Проходите! — оборвала ее проводница. — Завалила тут все своими сумками. На ребенка билет есть?
— Да. То есть не знаю. А нужен?
— А как же!
— Но ведь он маленький, бесплатно должен ехать.
— Бесплатно, но с билетом. Вызывать начальника поезда?
— Не нужно. Сколько стоит бесплатный проезд моего сына?
— Пять тысяч.
Света заплатила бы эти деньги, но проводница, видно, сама поразилась своей наглости:
— Ладно, давай три, пользуйся моей добротой.
До рождения сына Света с Игнатом отправились на поезде в Париж. У них было прекрасное купе с санузлом. Еду приносили на фарфоровых тарелках, вино наливали в хрустальные фужеры, чайник и приборы были серебряные, салфетки белоснежные, накрахмаленные до бумажного хруста. Чистота в купе и в вагоне была такой, словно им выпала честь стать первыми пассажирами в этом маленьком раю на колесах.
Поезд, на который таксист достал Свете билет, отличался от парижского экспресса так же, как нежнейшая оренбургская пуховая шаль отличается от замызганной половой тряпки. Билет у Светы был на верхнюю полку. Две нижних занимала пара — мужчина и женщина пенсионного возраста.
— Место вам не уступим, — с ходу заявила женщина. — Мой муж недавно перенес операцию, а у меня инвалидность. Могу справку показать.
— Спасибо, — за что-то поблагодарила Света. — Могу я воспользоваться багажными ящиками под вашими полками?
Ящики оказались заняты, и Свете пришлось поместить свой багаж в отсек над дверью. В этом ей помог прооперированный дядечка. Исключительно потому, что самостоятельно Света не могла поднять чемодан на нужную высоту, и он падал, грозя всех покалечить. Мурлыке, который окончательно проснулся и разгулялся, вначале нравилось на верхней полке. Но, когда погасили свет, он принялся капризничать, хотел пить. Света ковырялась в сумке и проклинала себя. Зачем-то набрала детские быстрорастворимые дорогие
