— Егоров. Алексей Егоров, — ответил комбриг.
— О, русский товарищ!.. Горячо приветствуем тебя! — не скрывая радости, воскликнул вожак местных повстанцев. — Мы давно вас ждем. Теперь будем вместе бить врага. Возьмешь нас к себе?
— А чего же не взять? Видишь, сколько идет партизан. И все твои земляки — словаки. Возьмем. — Егоров обнял Яна Дроппу.
…Последний привал перед Банска-Бистрицей. Ужинают, отдыхают партизанские бригады. Тихо льется музыка из трофейного радиоприемника. Лежат вокруг партизанские командиры, слушают нежные мелодии. И вдруг заговорила Братислава. Диктор предоставил слово министру национальной обороны генералу Чатлошу. Елейным голосом проштрафившийся лакей, только что отдавший вооруженные силы под начало генерала Туранца, от имени президента Йозефа Тисо обращался к словацкому народу. В его словах страх и ложь:
«…Заброшенные к нам партизаны причиняют ущерб строительству нашего государства, губят плоды нашего труда, нападают на наши деревни, грабят наше национальное достояние и коварно убивают наших людей…»
Из приемника слышалось хриплое астматическое дыхание.
Партизаны молча слушали бессовестное вранье и признание в собственном бессилии одного из «вождей» Словакии.
«…Свое преступное дьявольское дело враг намерен продолжать и дальше, добиваясь нашего полного порабощения и уничтожения нашей государственной самостоятельности. Враг коварен, он все больше наглеет по мере того, как растет число беспрерывно сбрасываемых с самолетов диверсантов…»
Последние слова, переведенные Йозефом Подгорой, покрыл хохот партизан. Видно, велики оказались глаза у страха правителей из Братиславы. Чатлош продолжал, задыхаясь:
«…В создавшемся положении, которое угрожает нам кровавым уничтожением и рабством, нам уже недостаточно… собственных вооруженных сил. Вследствие этого в Словакию вступают немецкие войска… Партизаны являются заклятыми врагами свободной и мирной Словакии… Бог нам в помощь! На страж!»
После небольшой паузы приемник заголосил какой-то бодрый военный марш.
Молчали партизанские командиры. Слишком серьезно было заявление Чатлоша при всей его внешней комичности. Шут выболтал мысли господина.
— Да-а, — протянул наконец Алексей Семенович. — А ведь не смешно, ребята. Выходит, восстание — дело рук партизан, диверсантов, «беспрерывно сбрасываемых с самолетов». Не так глупо, как кажется. Тисовцы вбивают клин между повстанцами и словацким народом. И этот клин — мы, партизаны. Опасная ложь. Как думаешь, Подгора?
— Ложь и есть ложь, Алеша. У нее короткие ноги.
— Но зато ядовитые зубы…
В БАНСКА-БИСТРИЦЕ
Начальник штаба наземных войск словацкой армии подполковник Голиан никого не принимал. Верхний свет в кабинете выключен, горит только настольная лампа, освещая лист бумаги с проектом приказа словацкой армии оказывать сопротивление вторгшимся в страну гитлеровским войскам.
Сегодня на рассвете немецкие дивизии перешли границу протектората и устремились к Вагу. Под Жилиной идет бой. Без его приказа жилинский гарнизон встал на пути гитлеровцев, присоединившись к партизанам Величко.
Голиан устремил взгляд в темное окно кабинета. Там, за этой тьмой, в ущельях Малой Фатры, уже несколько дней идут стычки рабочих отрядов и спустившихся с гор партизан с глинковской гвардией. Заняты Ружомберок, Святый Мартин, Турчанский Микулаш. Их гарнизоны, помитинговав, раскололись. Большинство офицеров подались в Братиславу, часть солдат и младших офицеров разошлись по домам, остальные влились в партизанские отряды.
Партизаны! Голиан поморщился. Он не признавал партизан за воинов, считал их существование противоестественным, противоречащим установленным порядкам, а партизанскую войну незаконной. Но, к удивлению, это нерегулярное войско, растекаясь, как полая вода, по долинам Вага и Грона, гонит глинковских гвардейцев, громит немецкие подразделения, вступившие в городки Северной Словакии. Партизаны все ближе к Банска-Бистрице, в их руках уже Брезно, Подбрезова, Гарманец, Медзиброд.
Подполковник склонился к приказу:
«Изменническое правительство Словацкой республики устами генерала Чатлоша призвало в Словакию немецкие войска. Словацкие подразделения как составная часть чехословацкой армии, верные принципам демократии и свободы, вместе со всей нацией поднимутся на отпор врагу…»
Голиан перевернул страницу. Ага, вот и приказная часть:
«Восточнословацкому корпусу… Коменданту братиславского гарнизона… Гарнизонам Тренчина, Трнавы, Нитры…»
Он подумал, что еще пять дней тому назад командиры частей были предупреждены о готовности к действиям, если начнется оккупация. Теперь оккупация стала фактом, они ждут приказа. Но готовы ли они? Поднимется ли словацкая армия по его приказу на восстание? Как все это сложно… От антифашистов в армии, от их решительности в первые же часы восстания зависит успех или неудача выступления в Западной и Восточной Словакии.
Голиан пытался представить воинские части, их командиров, но видел какую-то аморфную массу. А ведь бывал же там…
Всего три дня прошло, как вот здесь, в этом кабинете, Голиан разговаривал с одним из руководителей словацких коммунистов, Доктором.
Голиан вздрогнул, вспомнив холодный блеск очков Доктора, его беспощадную иронию. Доктор дотошно выспрашивал Голиана о положении в армии: уверен ли он в надежности двух восточнословацких дивизий? А в чем можно быть уверенным? На командира корпуса генерала Малара положиться никак нельзя. В трудную минуту переметнется к немцам, недаром столько лет пробыл военным атташе в Берлине. А вот на его заместителя, полковника Тальского, пожалуй, можно надеяться.
Голиан обнадежил Доктора, что можно рассчитывать и на командира первой дивизии полковника Маркуса, что он уверен и в командирах остальных крупных гарнизонов. Но тут он покривил душой, боясь сокрушительной критики. Он знал, что начальник западнословацкой зоны обороны в Тренчине колеблется, да и в Братиславе не все в порядке. Лондонское правительство настояло, а Голиан не посмел ослушаться и сместил с поста коменданта Братиславы подполковника Киш-Калину, потому что он уж очень откровенно слушался коммунистов. Зато комендант многое знал, в его руках были планы восстания в Братиславе. Пришлось комендантом назначить майора Мургаша, сторонника лондонского правительства, но человека безынициативного.
Голиан вздохнул. Да, далеко не все так радужно, как он рисовал Доктору. Многое не подготовлено, но откладывать больше нельзя — гитлеровские войска перешли границу. И так теперь уже придется
