смыла болотную грязь его сапог со своих рук, затем задула свечи и на ощупь добралась до кровати. Она легла рядом с ним и осторожно придвинулась к его худому длинному телу.
От него пахло сырым болотом и конским потом.
— Что происходит? — спросила она.
— Тони, я смертельно устал, — пробормотал он и через секунду уже тяжело дышал в глубоком сне.
Тони отвернулась от него, но не смогла сразу заснуть. «Мы заставили его заговорить». Наказание за побег — тридцать пять плетей, не меньше. Она содрогнулась, представив эту сцену в мелкой воде болота: темный круг всадников, раба с руками, привязанными к дереву, свист хлыста… Тридцать пять плетей заставили раба заговорить? Или потребовались более жестокие средства? Как могли Роб и его друзья безнаказанно совершать такое? Она никогда не видела даже лошадь, не протестующую под ударом хлыста.
Она подумала о том дне, когда Роб вышел из себя и поднял хлыст на Ноэля. Его внезапная ярость и этот поступок застали ее врасплох. Эту сторону характера Роба она никогда не видела раньше. Интуиция говорила ей, что он все вообразил. Ничего сексуального не было в невинной игре детей. От ненависти к внезапно охватившей ее тошноте она отбросила это воспоминание… Она была рада, что Ноэля не поймали.
Симона почувствовала присутствие Ариста, как только вошла в гостиную дома Дювалей. Должно быть, инстинкт предупредил ее, что он наблюдает за ней, так как, повернув голову, она встретила его напряженный взгляд. Сила его взгляда как будто прыжком преодолела комнату и ударила по ее обнаженным нервам. Ее сердце пропустило биение, затем забилось сильнее.
Если быть честной, именно поэтому она приняла приглашение Софи Дюваль. Она знала, что мадам Дюваль — одна из подруг Элен де Ларж, и решила наказать себя, снова увидев Элен с ним, — она не могла выгнать Ариста Бруно из своих грез.
Он стоял у камина, подавляя своими размерами изящный резной белый мрамор с начищенным медным экраном, скрывающим пустоту очага в теплый вечер. Он выглядел уверенным, красивым, бесконечно желанным и в то же время таким несчастным, что она почувствовала легкое головокружение от фантазии, что именно она — причина его несчастья.
Но это просто смешно. Она искала взглядом мадам де Ларж, но любовницы Ариста не было среди гостей. Вероятно, он действительно порвал эту связь, оставшись только душеприказчиком ее мужа, как и говорил. Но ее это не касается!
— Мадемуазель Арчер! Как чудесно снова видеть вас.
Она отвела взгляд от грустных глаз Ариста и обнаружила рядом с собой месье Отиса. Художник сиял, его глаза сверкали от удовольствия.
— Добрый вечер, месье, — она скрыла свое уныние.
Ей было неловко от того, что она знала истинную причину его пребывания на Юге. И это знание заставило бы всех гостей в салоне мадам Дюваль презирать его, а многих — желать его смерти. Она выдавила улыбку.
— Вы были на скачках после нашей встречи?
— О да. Я снова рисовал и делал ставки, — он рассмеялся. — Не с такой прибылью, боюсь. Я не выиграл столько, сколько вы выиграли для меня с вашим арабским красавцем.
— Вы знаете друг друга? — Мадам Дюваль появилась рядом с Симоной. — Я собиралась познакомить вас с моим особым гостем, Симона.
— Да, мы встречались. Мы недавно провели день на скачках.
— Неужели! Вы знаете, что он — знаменитый художник?
— О да, месье Отис сделал прекрасный набросок моего Проказника… победившего в своем заезде, мадам.
Улыбка мадам стала слегка вынужденной.
— Вы теперь еще и в скачках участвуете?
— Нет. Проказник был представлен своим хозяином, но он родился в моей конюшне, и я растила его до года и уже тогда знала, что он быстр и очень силен. Я просто хотела увидеть, как он бежит.
— Прекрасное животное, — подтвердил художник.
— И пробежал великолепно.
Глаза мадам Дюваль потускнели, как часто случалось, когда Симона начинала говорить о своих лошадях.
Тони как-то спросила ее: «Почему ты говоришь „моя конюшня“? Почему не сказать просто „конюшня Беллемонта“?», когда Симона пожаловалась на реакцию женщин на ее страсть к выращиванию лошадей. Но Симона возразила, что гордится своими арабскими скакунами и не откажется от них — пусть даже и на словах — в обмен на одобрение общества.
— Я так рада, что вы пришли, — туманно сказала мадам Дюваль и, обращаясь куда-то в пространство между Симоной и художником, прошла дальше. Ее любопытство из-за удивительной просьбы Элен усилилось, но она считала, что должна просто держать Симону Арчер и месье Бруно подальше друг от друга, и, поздравляя себя с собственной ловкостью, решила подслушивать все разговоры этой троицы.
Симона улыбнулась месье Отису и сказала:
— Я закажу рамку для вашего рисунка и повешу его в своей комнате в Беллемонте.
Она была рада, что может поговорить о его рисунках за аперитивом, потому что слова Чичеро о нем звенели в ее ушах, смешивая все мысли. И она все время чувствовала, что Арист следит за ними из другого конца комнаты.
Когда объявили обед, месье предложил ей руку. В столовой свечи огромной люстры отбрасывали мягкий свет на длинный обеденный стол, китайский шкаф и буфет, около которого стояли слуги, готовые обслуживать их. Симону усадили между «особым гостем» мадам Дюваль и месье Клерио, неженатым другом Алекса, вежливо поздоровавшимся с нею и повернувшимся затем к женщине, сидевшей слева от него.
Арист сидел справа от хозяйки, напротив и на некотором расстоянии от Симоны. Его часто останавливающийся на ней грустный взгляд заставлял ее нервничать. Желая оказаться в любом другом месте… нет, на Золотой Девочке в раннем утреннем сумраке пустынной дороги, Симона подняла свой бокал, чтобы выпить за тост, которого не слышала из-за непрестанного гула в голове.
В дальнем конце столовой два высоких окна открывались во внутренний двор, где весело журчал маленький фонтан, и подвешенные корзины, полные цветов, наполняли ароматом все вокруг. Месье Отиса спросили о его работе, и Симона прислушалась.
— Каких птиц вы нашли? — спросила мадам Дюваль.
— Вчера я рисовал араму в мелководье болота. Эта пленительная птица, как считают орнитологи, является потомком очень древнего вида журавлей.
— Вы рисуете на болоте? — спросила женщина справа от него.
— Да, мадам. Я рисую на болотах, в полях и в лесах плантаций, которые посещаю. Я нахожу птиц в различных местах обитания.
Кто-то спросил:
— Но как вы узнаете, куда идти, чтобы найти нужных птиц?
— Когда я прибываю на новую плантацию, — объяснил он, — я разговариваю с рабами и выбираю в проводники такого, который кажется более умным, чем остальные. Я обнаружил, что рабы очень наблюдательны по отношению к природе.
— Ну конечно, — сказала мадам Дюваль. — Ведь это их среда обитания.
Симоне стало интересно, как месье Отис ответит на это замечание, но он безразлично сказал:
— Пока этот прием отлично срабатывал.
«И сколько рабов, „более умных, чем остальные“, окажутся среди беглецов? — подумала Симона. — Наверняка этот привычный порядок скоро заметят. Неужели месье Отис этого не понимает? Знает ли он, что подвергает риску свою жизнь среди вспыльчивых плантаторов, уже приведенных в ярость нападками на их образ жизни?» Она испытывала непреодолимое желание предупредить его.
После обеда некоторые мужчины удалились в библиотеку поиграть в вист, а дамы вернулись в
