что собеседник, сам попадётся в свою же ловушку.
Через пару минут двое членов команды принесли виски, воду и кое- что из холодных закусок.
— И в чём же конкретно состоит ваша миссия в данный момент? — бойко начал новый виток разговора Визант.
— Своими достижениями я постараюсь уравновесить мир. Пусть ими воспользуется не только самая сильная страна, но и другие. Европа, к примеру. Соединённые Штаты теряют гегемонию, что хорошо, прежде всего, для них — они станут более осмотрительными в международной политике. И падать они будут, опираясь на плечи своих союзников.
— Эти технологии могут оказаться у террористов, или у диктаторов.
— Третьи страны не способны воспроизводить такую технологию в тех масштабах, чтобы тягаться с сильными державами. И мои опасения и претензии, главным образом, касаются именно старых демократий. Из- за их упадка, диктаторские режимы плодятся как грибы после дождя. Либеральное общество закостенело и не способно освоить новые формы свободы. В результате не происходит нужного технологического скачка.
— Но ведь вы, к примеру, вопреки своей критике, смогли достичь огромного успеха именно на Западе, — тоном экзаменатора возразил Визант.
— Всё, что я достиг, конечно, благодаря демократии, но и вопреки её законам и стереотипам. Если бы я не вёл свих исследований втайне от власти и конкурентов, скорее, я стал бы неудачником. Гениальные учёные или изобретатели, как правило, всего лишь интеллектуальные рабы системы, государственной, или корпоративной. В свою фирму я набирал одарённых людей, у которых не было возможностей заниматься наукой. В нынешней России и Эйнштейн торговал бы на рынке. В Америке же, тестовый апартеид. С тех пор как они изобрели пресловутый интеллектуальный коэффициент, многие гении работают на бензоколонках.
— Не очень то я себе это представляю, хотя что-то слышал подобное.
— В науке, как и в любой сфере, своя клановая структура и те, кто её формирует не всегда самые интеллектуальные. Скорее, они менеджеры от науки, или политики от науки.
— И всё же одарённые просачиваются, — упрямо возразил Визант на рассуждения, свойственные скорее неудачникам, чем миллиардерам.
— Один, на сотню посредственных карьеристов.
— Но Запад самый передовой в технологическом отношении.
— Да, по сравнению с Бразилией. Но в сравнении с тем, что должно быть, мы задержались в раннем средневековье. Представьте себе общество, где у самого рядового гражданина есть набор необходимых благ, и неограниченные возможности для самореализации? — Дюран оживился, сев, видимо, на любимый конёк, даже лицо зарделось.
— Не очень представляю. Хотя думаю, что такое общество перестанет работать, а будет только мечтать.
— Не обязательно. Своим специалистам я предоставлял гранты на первое время и полную творческую свободу. Через несколько лет они создавали то, чего не могло сделать всё научное мировое сообщество. Мои успехи, это, прежде всего удачный социальный эксперимент. А власть имущим, прогресс нужен только в той мере, в какой он укрепит их влияние.
Дюран сделал паузу, а потом заявил:
— Ну что ж, на сегодня закончим разговор. Меня ждут дела.
Он поднялся и быстро покинул палубу. Визант какое то время пребывал в растерянности и под впечатлением услышанного, которого не мог обдумать во время разговора.
Его размышление прервала миловидная стюардесса, появившаяся уверенной спортивной походкой, и держа под мышкой поднос.
— Не желаете ещё что-нибудь? — спросила она с надменной улыбкой.
— Только ещё одной вашей улыбки, — воскликнул Александр.
— Тогда вот вам рация, — она протянула ему миниатюрный аппарат. — На тот случай если вам что- нибудь понадобиться, или вы заблудитесь на территории судна.
— Я рад, что у меня есть свобода перемещения. А право узнать ваше имя у меня есть?
— Можете называть меня Грейс, — строго произнесла красавица.
Ему показалось, что эта красивая девица всего лишь прятала интерес к нему в ложную неприступность.
Дело шло к закату. Оранжево багровый диск солнца клонился к размытому горизонту с правой стороны, указывая на то, что корабль двигался на юг. Визант настолько был заворожён зрелищем, что даже не замечал ускоренного движения судна.
Так он просидел, пока звёзды не усыпали небо, а луна не устлала серебристый путь от самого горизонта, с глубинной подсветкой от планктона.
На следующее утро он проснулся с восходом солнца. Завтрак ему принесла Грейс. Она улыбалась, но её серые глаза выдавали озабоченность, как показалось Византу. Вчерашняя холодная улыбчивость сменилась дежурной вежливостью. Не всё благополучно в этом королевстве, отметил про себя Визант.
Возможно, это часть игры, элемент постоянной психологической обработки, но не исключено, что и некий отчаянный призыв, например к тому, чтобы он, как человек со стороны, умыкнул эту принцессу из благополучного рабства. Из рая тоже хотят убежать.
— Ничего больше не желаете? — спросила она, когда гость закончил завтрак.
— Нет, спасибо, — благодушно ответил Визант.
Она задержала на нём побудительный взгляд, недовольство совсем исчезло с её лица. Не поворачивая головы, она стала указывать глазами в другую сторону. Затем пощупала мочку уха.
— Хотя нет, — нашёлся Александр. — Пожалуй, бутылку воды. И пачку сигарет. Что-то тянет курить, а сигары слишком тяжелы для меня.
— Какой марки сигареты?
— Мальборо, красную.
Вернувшись, она опустила сигареты и поставила бутылку воды, демонстративно подсунув ему бумажную салфетку. Он понял, что она намекала на то, что стены здесь имеют глаза и уши, хотя Визант и сам об этом догадывался. Он также сообразил, что на внутренней стороне салфетки должна быть записка.
Визант не стал её сразу разворачивать, налил воды в стакан и закурил, думал как ему незаметно прочесть записку. Закончив трапезу, он развернул салфетку перед лицом, будто намереваясь утереть губы, и прочёл одну фразу: «В ванной нет камер». Теперь нужно было избавиться от записки, но как — он не знал. Бросить в мусорную корзину? Могли бы подобрать и прочесть. К счастью, шпионские приёмы пришли ему на помощь: чернила исчезли.
По телекому раздался знакомый женский голос, не принадлежавший Грейс:
— Если вы готовы, мистер Визант, то командир судна ждёт вас через десять минут.
— Нельзя ли через двадцать? — вежливо настаивал Визант, у которого возникло чувство протеста из-за того, что за ним наблюдают даже в минуты уединения.
— Хорошо, через двадцать, — после паузы ответила секретарь.
Он прошёл в ванную комнату, надеясь найти ещё какое-нибудь сообщение, раз ему открыли, что здесь свободная зона от наблюдения. Из держателя для туалетной салфетки он вытянул лист, увидев только номер телефона, который он тут же запомнил. Вымыв руки, он вытер их этой салфеткой, став свидетелем известного уже фокуса: запись исчезла. Значит, отметил он, их тайнопись растворяется от влаги, или по прошествии какого то времени, а может быть при свете, что-то в этом роде.
Каюта хозяина находилась над каютой Византа, до которой он добрался самостоятельно, по указанию с рации. Дюран встретил его с краткой приветливостью, тут же приняв деловые манеры. Обстановка не отличалась сильно от каюты, которая была предоставлена гостю. Разве что было множество мерцающих дисплеев как в какой-нибудь брокерской конторе.
— И куда мы всё же направляемся? — полюбопытствовал Александр, когда ему было предложено место у круглого стола с офисными креслами.
— Никуда, — ответил Дюран, который сегодня был одет менее представительно, в куртку и джинсы и
