видимо, настроен был по-свойски, не так церемонно, как вчера. — Мы курсируем в нейтральных водах. Хотите чего-нибудь?
— Нет, благодарю. Лучше скажите, — пёр в атаку Визант, пока его собеседник не сплёл паутину из впечатляющих речей и логических доводов. — При таких результатах в области электроники, почему бы вам не покуситься на исследования в области генетики? Было бы логично вам этим не интересоваться.
Дюран взглянул снисходительно, удивляясь вопросу, который прямо не касается темы.
— От евгеники я давно отказался, — вынужденно отвечал он. — Предположим, кто-то выведет ДНК человека с более высоким интеллектом? И что? Он станет более изощрённым во зле? Человеческую природу можно совершенствовать только через просвещение. Человек способен быть счастливым и при данном уровне интеллекта. Создайте более умную расу, и она выживет нас, как кроманьонцы неандертальцев.
— Слишком долго ждать, если рассчитывать на просвещение, — иронично возразил Визант.
— Людям нужно давать шанс осуществлять мечту, пусть и иллюзорно, — объяснял Дюран, будто и, не замечая довода собеседника. — Это даёт, хотя бы чувство удовлетворения. Если какому-нибудь потенциальному тирану подарить иллюзию, что он властелин мира, ему нет нужды становиться реальным диктатором.
— Ну да… — снова язвительно воскликнул Визант. — Всё равно в вашем киберпространстве обязательно появиться большой брат, который и позаботиться о том, чтобы кормить нас нужными для него иллюзиями.
— Очень точное замечание, — с мягкой иронией согласился Дюран. — Но бороться с таким братом можно и бескровно, с помощью идей. А в киберпространстве трудно подавить инакомыслие.
— А большой брат допустит борьбу идей? Да он упечёт всех мало-мальски недовольных в тюрьму. Тем более что с помощью сверх компьютерных технологий можно контролировать каждый вздох любого члена общества. По-моему, напротив, задача порабощения только облегчается.
— Очень логично, но в рамках традиционного мышления, — заметил покровительственно собеседник. — Киберпространство очень динамично, как вселенная. Тот, кто попытается его обуздать, обречён. Даже если кому-то и удастся где-то установить монополию, есть внешний мир, который разрушит её.
— Не знаю, что и сказать. Честолюбие, гордыня, это реальные потребности, и удовлетворить их можно, осязаемо, а не заменой на иллюзии. Такое вот моё твёрдое убеждение. Гитлер хоть и закончил плохо, но дал заразительный пример.
Дюран невозмутимо и молчаливо кивнул, как человек, обладавший некой тайной, придающей ему уверенности.
— Те учёные, которые работают на вас, тоже не имеют общественного признания, — заметил Визант.
Дюран вопросительно посмотрел на него, отчего Визант впервые смутился, хотя и был готов к неприязненной реакции на свой вопрос.
— Я даже откровеннее скажу, — продолжил напирать Визант, чтобы переломить диалог в свою пользу. — Как вы их удерживаете от искушения выйти из тени? Среди них наверняка найдутся честолюбцы.
— Разумеется. Странно было бы, если б было наоборот, — Дюран быстро переборол выпад, отвечая невозмутимо. — Кто не хочет на меня работать, тот свободен.
— И вы их никак не преследуете?
— А какой смысл? Пресса вряд ли всерьёз примет их откровения. Украденные разработки понадобятся спецслужбам или конкурентам. Те постараются, чтобы беглецы держали рот на замке. И не думаю, что у конкурентов условия лучше. Мои же специалисты имеют солидные счета в банках, и они свободны покинуть корпорацию.
— Но они могут выдать ваши тайные лаборатории и предприятия? — до конца шёл Визант.
— Большинство работников не знают, на какой территории они находятся. А те, кто осведомлён, знают только про своё звено. Если они выдадут его, то мы потеряем только одно подразделение, и довольно быстро его восполним. Корпорация состоит из множества таких ячеек, но вся сеть управляется одним человеком — мной. Без меня она не сможет существовать. Поэтому, спецслужбам легче меня уничтожить, чем охотится за предприятиями моей фирмы.
Визант думал сейчас о Грейс, которая, либо была шпионкой одной из спецслужб, либо, намеревалась покинуть эту золотую клетку. Как бы там ни было, всё это свидетельствовало о коррозии идеальной системы Дюрана.
— А теперь я хочу ознакомить вас с более детальной информацией, — сосредоточенно заявил Дюран и пододвинул собеседнику овальную коробку, напоминавшую миниатюрный ноутбук. — Раскройте её.
Крышка легко открылась, горизонтальная панель имела одну клавишу.
— Нажмите на неё, — пояснил Дюран. — Только не удивляйтесь.
— Я уже привык.
После касания клавиши раздалось легко потрескивание, обе внутренние плоскости увеличились, полукругом, как диафрагма — вертикальная превратившись в экран, горизонтальная — в компьютерную клавиатуру, только не механическую, а пьезе электронную. Обе пластины представляли из себя пластичный материал, изменяющийся в размерах.
— Фантастика, — с долей насмешки воскликнул Визант. — Сколько на этой модели можно заработать денег?
— Много. Не один десяток миллиардов, — спокойно ответил Дюран.
— Ничего себе, — присвистнул Визант.
— Если сохранится монополия на рынке, лет на пять, — уточнил Дюран, как бы избавляясь от назойливого вопроса.
— Как себя может ощущать человек с такими деньгами?
— Приятно заработать первый миллиард, затем вкус притупляется.
— И в чём же секрет такой штуки?
— Текучий сверхпрочный пластик, наполняемый нано плазмой. Не важно как называется, важно, что сам этот компьютер мощнее обычного в десятки раз. Может полностью управляться с голоса, на любом языке. Сейчас вы услышите признания Пайка. Вы в курсе кто это?
— Разумеется, — с задержкой, но резко признался Визант.
На матовом мониторе вспыхнула отчётливая картинка, с сочными цветами, глубоким объёмным изображением, превосходившим самые современные традиционные мониторы.
Появился двухэтажный особняк в лунном свете и фонарях, для среднего класса, с оградой земельного участка. Окна горели на первом этаже. Послышалась речь, мужская и женская, медленная, подавленная, та, которой открывают неприятную тайну.
«Будет катастрофа, которой все давно боятся»
«Какая именно?» — уточнял женский голос.
«Третья мировая война».
«Этим давно пугают. Как и концом света», — усомнился женский голос.
«На этот раз всё серьёзно».
«Оливер, ты со мной на эту тему никогда не говорил. Не забывай, ты под присягой», — испуганно произнесла супруга.
«А ты что, собираешься меня выдать?», — раздражённо воскликнул голос, принадлежавший мужчине, предположительно эксперту Пайку.
«Оливер, ты меня давно настораживаешь. Похоже, ты не в меру стал пить».
«Если бы я не выпивал, я бы сошёл с ума. Думаю, мне пора в отставку».
«А как же пенсия?».
«Наплевать, — с равнодушием к своей судьбе отвечал Пайк. — То, что происходит, должно быть предано огласке. Иначе они снова нас обманут. И на этот раз дело обернётся куда хуже, чем одиннадцатого сентября две тысячи первого года».
«Но ты сам говорил, что дом могут прослушивать», — со сдерживаемым отчаянием звучал голос жены.
