этом смысле они участники мирового заговора. Ястребы на Западе хотят конфликта на растущем Востоке, надеясь компенсировать его нефть месторождениями в океане и на северном и южном полюсах, которые они будут разрабатывать новейшими технологиями. Плюс, альтернативная энергетика. Всё это вода на мельницу русским традиционалистам, которым либеральный президент мешает укрепить монополию власти.
Рассудительный политес Дюрана, на подобие того, который регулярно пережёвывался в прессе, навёл бы тоску на Византа, если бы не детали, свидетельствующие в пользу его слов.
— У них нет кандидата на роль диктатора, — вяло заметил Александр. — Личности, куда то исчезли. А если бы и был, то привести его к власти — самоубийство для них. Тираны быстро расправляются с соратниками.
— Возможно и так. Но тирания привлекательна, иначе бы она не цвела пышным цветом. Они могут создать коллективную диктатуру, как в Иране, или Китае.
— Что конкретно я могу сделать? — прямо спросил Визант, устав от политической риторики.
— То, что вы сами предложили. Выйти на главу государства, или на его доверенное лицо и всё передать.
— Мы уже передавали. Или вы хотите сказать, что директору ФСБ не доверяет президент?
— Не знаю. Разве не вам лучше знать расклад во власти своей страны?
Визант удивлённо хмыкнул.
— Мне никто на этот счёт не докладывает.
— Не в интересах директора ФСБ раскрывать лидеру страны о государственном заговоре в своей же организации. Здесь нужен человек близкий к президенту, но не связанный порукой своего ведомства.
На этом слове по телекому раздался женский голос, на английском языке, благосклонный и властный.
— Борис, ты скоро освободишься?
— Скоро, дорогая, — Дюран вскочил с места, чтобы ответить.
Неужели это принцесса крови — Беатрис Стюарт, подумал Александр, не знакомый с её голосом, который уже сам по себе мог очаровать. Дюран вернулся в кресло, но с видом, подгонявшим гостя к окончательному решению, хотя Александр всё ещё сомневался в реальности предлагаемых обстоятельств. Но для проверки нужно было участвовать, иначе операция мирового значения состоится без него, что уязвляло Византа и нагнетало тоску.
— Вы согласны? — спросил Дюран.
— Вы не всё договариваете, — вдруг заартачился Визант.
— Что именно я не договариваю?
— Вы признались, что меня так и не раскодировали. Тогда меня снова можно использовать как убийцу.
— Не исключено, — ответил сдержанно Дюран на резкий тон.
— А где гарантия, что этого не сделают ваши люди?
Дюран отклонился на спинку кресла, задумавшись.
— Резонный вопрос. Но, видите ли, ваша программа сбита. В вас живёт неопределённое чувство мести от накопленной злобы, своего рода ксенофобия. Однако, объект вы распознаёте сами, под воздействием раздражающих вас признаков. В этом смысле, вы непредсказуемы. Боюсь, что любое убийство усугубит вашу ненависть, вы рискуете стать серийным убийцей.
Впервые Дюран повысил тон, Визант погасил прилив злобы язвительной репликой.
— Вы что, провидец, или психоаналитик?
— Психологией я тоже занимаюсь, — резко провозгласил Дюран, впившись пронзительным взглядом в собеседника.
— И вы стараетесь наставить меня на путь истинный?
Дюран снова смягчился.
— Спасая свою страну, вы спасаете и себя. И моральную дилемму я вам не предлагаю. Вы вступаете в схватку с явным злом. Впрочем, не хотите, я обойдусь и без вас, — отрезал Дюран с убедительным намерением прервать встречу.
Визант снова вскипел оттого, что им пытаются манипулировать, но не мог не принять вызов, поскольку малодушие для него было ещё несноснее.
— Имейте в виду, — огрызнулся он. — Случись что со мной, ваши файлы будут преданы огласке.
— Во-первых, у вас, их нет. Команда Спирина изъяла компромат, — уверенно ответил Дюран.
— Вы даже и это знаете?
— Файлы имеют особую программу. При загрузке любого компьютера вирус подаст сигнал нашей системе. Программа переносится и на копии. Мы сразу определим, где просматривают нашу информацию.
— Ну да, всё тот же «интеллектуальный рой». Но он переносится по электрической сети, а я могу пользоваться «планшетом» на аккумуляторе, — сообразил Визант.
— Но он не должен иметь антенну. Так что использовать файл вы можете только для личного просмотра. Мало того, когда наши компьютеры определят, что кто-то пользуется этими файлами без нашего ведома, специальный вирус сотрёт их, даже с расстояния тысяч километров.
— Чёрт! С вами трудно тягаться, — воскликнул Визант.
В эту секунду боковая дверь открылась и вошла молодая женщина, в джемпере и джинсах. Визант поднялся машинально, узнав в ней даму королевских кровей, опешив от впечатления.
— Мы ещё не закончили, дорогая, — смиренно произнёс Дюран на английском, приближаясь к ней. — Познакомься. Это Александр.
Беатрис сама подошла к Византу, изучая его неприязненным взглядом, скрестив руки на груди, не удостоив его рукопожатием.
— Это тот человек, который покушался на тебя? — произнесла она враждебно.
— Он делал это неосознанно, — вступился Дюран.
— Но по нему не заметно, что он раскаивается, — язвительно пикировалась Беатрис. — Он не мог уберечь свою подругу. Как такому можно доверять?
— Обстоятельства были сильнее его. Но, за одного битого, двух небитых дают, как говорят русские, — настойчиво заступался Дюран.
Визант вскипел, но нашёл выход из постыдной мизансцены.
— Не думал я, — обратился он к Дюрану на русском. — Что вы делитесь подробностями со своей подругой.
— Возлюбленной, — поправил Дюран. — Не всеми, у меня есть секреты и от неё.
— Не могли бы вы говорить на английском, — возмутилась Беатрис.
— Этот человек может спасти свою страну от катастрофы, — оправдательным тоном объяснял ей Дюран уже на английском.
Визант принял насмешливую мину.
— Тогда желаю удачи, — саркастически произнесла она.
— Мэм, — вдруг спохватился Визант, когда она уже повернулась спиной.
Принцесса недовольно и принуждённо повернулась, будто ожидая порцию дерзости и готовая ответить.
— Извините за бестактность. И за то, что не оправдываю ваши надежды, — Визант отвесил краткий поклон, не теряя доли лукавства.
Брови принцессы вздрогнули над её крупными карими глазами.
— Принимается, — она сменила гнев на хладнокровие.
Покидал Визант убежище Дюрана с двойственным чувством: трагичность от потери Веры обострилась, но вид влюблённой пары смягчало её до светлой печали.
