Черный марш. Воспоминания офицера СС. 1938-1945

Меня вдруг охватил страх. Мне показалось, что Карл непременно умрет. Если это случится, то и я не избегну смерти.

К нам подошел армейский врач без знаков отличия СС.

– Оставьте его, лейтенант. Ему нужен покой.

Военнослужащие вермахта не обращают внимания на звания эсэсовцев. Они делают вид, что не знают, кто мы такие. Мне даже кажется, что они почти презирают нас.

Я отдаю честь.

– Понимаю.

– Он эвакуируется, я следую за ним.

– Простите, герр врач, вы наблюдаете за лейтенантом?

Он отвечает утвердительно.

– Тогда, может, вы скажете, серьезно ли у него ранение?

– Левую ногу придется ампутировать. Другую надеемся спасти, но будет трудно. Во всяком случае, мы уделяем ему повышенное внимание. Ему не придется ждать санитарного поезда, его отправят «гофрированным». (Немцы обозначали этим названием самолет «Юнкерс-52», фюзеляж которого изготавливался из гофрированного металла.)

Я благодарю его и возвращаюсь к Карлу.

– Что он сказал? – спрашивает Карл.

– Что все в порядке и что ты будешь в течение двух месяцев в Закопане. (Здесь, близ границы со Словакией, на известном горном курорте располагался эсэсовский госпиталь для выздоравливающих.)

Я пожал ему руку:

– До свидания, Карл. Передай от меня привет всем знакомым, когда будешь в Виттенберге.

Он мрачно смотрит на меня.

– Прощай, Нойман. Удачи!

Я не решаюсь обернуться, идя к двери, но чувствую, как его взгляд сверлит мою спину.

Его, должно быть, ободрял без меры вид человека, который еще может ходить.

Глава 16 СТОЙКАЯ ОБОРОНА

29 мая. Майор Штресслинг вызвал меня в свой кабинет в штабе на передовой.

– Садитесь, Нойман. Штаб в Шарлоттенбурге поручил нам важное задание. Мне потребуются храбрые солдаты, которые уже показали себя в деле. Поэтому я выбрал для поездки в Белоруссию ваших людей. Я вызвал вас к себе, чтобы предупредить о том, что ваши люди должны быть готовы к завтрашнему утру. Вопросы есть?

Я поднимаюсь. Меня разбирает любопытство. В то же время чувствую некоторую оторопь в связи с его необычным заявлением, сделанным без всяких предисловий.

– Куда именно мы едем и в чем состоит наше задание, майор?

– Об этом, дорогой, вы узнаете позже!

31 мая. Лишь вчера мы отбыли в кузовах полдесятка грузовиков.

В Брест-Литовске (Бресте. – Ред.) нам, офицерам, была предоставлена возможность ехать в более комфортабельных условиях – в легковых машинах.

Утром приехали в Минск.

Повсюду длинные ряды разрушенных современных зданий.

Столицу Белоруссии, очевидно, сильно бомбили. (Минск был сильно разрушен еще в конце июня 1941 г. немцами. – Ред.)

2 июня. Витебск. Прифронтовой город. Русские в нескольких километрах отсюда. Город является форпостом на рубеже Родины.

Рубеж Родины. Это уж точно.

И если рубеж Родины будет прорван, не останется ничего, кроме как отступать как можно быстрее на наши укрепленные линии за Брестом в Польшу. На этот раз наступаем не мы.

8 июня. Спецподразделение по зачистке. Вот кем мы стали.

Об этом нам сказали этим утром в штабе 4-й армии. Нам суждено разделить честь участия в данной операции – честь, без которой можно было бы обойтись, – с частями 16-й дивизии СС («Рейхсфюрер СС») и 9-й дивизии СС («Гогенштауфен»).

11 июня. Только что мы узнали о попытке англо-американских войск высадиться в Северной Франции (десантная операция началась 6 июня. – Ред.). Верховное командование вооруженных сил заявило, что союзники будут сброшены в море.

20 июня. С раннего утра тысячи русских орудий долбят наши передовые позиции вокруг Невеля и Витебска. (Невель к этому времени был давно взят Красной армией (6 октября 1943 г.). Немцы закрепились близ города. – Ред.)

Над селением Литвиновом, где мы находимся, пролетают бесконечные звенья советских самолетов. Большевики постоянно обрушивают на нас фосфорные бомбы.

Я впервые увидел собственными глазами ужасные последствия действия фосфора. Кажется, что тела людей уменьшаются в размерах, когда они горят, словно под действием какой-то жуткой разъедающей кислоты. Мы видели солдат совершенно обуглившихся, почерневших, ставших похожими на страшно нелепых кукол.

Найдется ли у нас достаточно жестокое и эффективное оружие, чтобы поставить этих варваров на колени? У нас говорят о каком-то секретном оружии. Если оно существует, сейчас самое время его применить.

22 июня 1944 года. Незабываемая дата.

Русский монстр жаждет крови на всех фронтах от Балтики до Гомеля. (Чтобы освободить родную землю от захватчиков. – Ред.)

Наступление началось на рассвете. В Литвинове в течение нескольких часов слышалось адское громыхание танков по дорогам.

27 июня. Витебск пал (26 июня. – Ред.). 4-я армия отброшена.

Позиции 9-й армии прорваны в нескольких местах танковыми соединениями Черняховского (здесь, в районе Бобруйска, против 9-й немецкой армии наступал 1-й Белорусский фронт Рокоссовского, а 3-й Белорусский фронт Черняховского наступал в районе Витебска и Орши. – Ред.).

28 июня. Нам приказано задерживать дезертиров и немедленно расстреливать их в случае сопротивления.

Ясно! Штаб СС все предусмотрел, даже отступление. Эту жуткую работу придется выполнять нам. Русские дышат нам в затылок, и они лишены сентиментальности.

29 июня. Хальт! Проверка СС!

На дороге Могилев – Минск проводится проверка всех военных грузовиков и легковых машин, движущихся на запад.

Те офицеры и солдаты, которые не могут представить письменные приказы, подтверждающие исполнение ими своих служебных обязанностей, безжалостно расстреливаются.

Штресслинг, который командует операциями, получил, очевидно, этот приказ в течение последнего часа.

У нашего блокпоста останавливается «Мерседес», закамуфлированный ветками.

В машине капитан и два других офицера. Судя по их побледневшим лицам, они, должно быть, поняли, что все это значит.

Около сорока эсэсовцев в черных мундирах стоят по обеим сторонам дороги с автоматами наготове. Офицеры вермахта смотрят на них так, словно ничего не понимают. Или, возможно, понимают слишком хорошо.

Подхожу к ним и отдаю честь.

– Проверка СС. Ваше дорожное предписание, пожалуйста.

Капитан достает из кармана гимнастерки листок бумаги и передает мне. Я просматриваю листок и