мундиров.
Молча солдаты срывают свои значки, уничтожая без следа все символы, которыми прежде гордились, и награды, которые свидетельствовали об их доблести. Все военные документы также разрываются на мелкие кусочки и бросаются в воду.
9.10 вечера.
В отдалении играет аккордеон, ветер доносит до нас звуки музыки.
Слышим, как работают моторы невидимых грузовиков, проезжающих мимо. В кузовах сидят солдаты, которые поют и кричат во тьме.
Красные предвидят попытку бегства эсэсовцев.
Внезапно станковые пулеметы машин, сосредоточившихся на противоположном конце Визингерштрассе, выходящей на канал, одновременно начинают стрельбу по неясным силуэтам, плывущим или бегущим в направлении развалин моста Асперн.
Мы по возможности отвечаем. Но наш огонь не особенно опасен для русских, защищенных броней.
Теперь к пулеметам присоединяются броневики, стреляющие с Донауштрассе на противоположном берегу канала. Вскоре трассирующие пули вычерчивают на ночном небе фантастический кружевной узор. Каждая феерическая огненная линия обозначает путь смертоносного острия летящей стали.
На этот раз нам досталось. Самое большее, на что мы можем надеяться, – это то, что в обстановке хаоса спасутся хотя бы шестьдесят человек. Но даже это весьма проблематично! Красные рассредоточились по обоим берегам канала.
Солдаты гибнут все время. Мне удавалось до сих пор избегать смерти бог знает как. В Днепропетровске, в Харькове, среди горящих нефтяных скважин Кавказа, в котле у Черкасс, в огненном аду Будапешта. Но на этой маленькой площади близ театра «Урания» мне, видимо, не удастся сохранить жизнь.
Внезапно нас освещают лучи прожекторов. Продолжительными очередями удается уничтожить два из этих слепящих пучков света, которые в охоте за нами пронзают тьму, проникают в самые укромные, затененные уголки.
Солдаты, пойманные в ловушку яркого света, немедленно разрываются на куски пулями красных и падают в воду, как растерзанные куклы. Их тела уносятся течением в Дунай, покрасневший от немецкой крови, и присоединяются ко многим тысячам других трупов людей, павших ради его защиты.
Неистовый рев моторов.
Русские, вероятно, передали по радио своим танкам и бронетранспортерам приказ атаковать нас. Да, на нас движутся танки Т-34 со стороны Штубенринга и Радецкиштрассе. Одновременно на противоположном конце моста из-за угла Пратерштрассе вдруг появляются другие танки.
В это время заклинивает автомат, из которого я стреляю. Со злостью бросаю бесполезный металлический предмет в воду, где отражаются яркие лучи прожектора. Вырываю другой автомат из сжатых пальцев солдата, который тихо стонет. Он с упреком смотрит на меня, напрасно пытаясь удержать свое оружие. Однако бедняге оно больше никогда не потребуется.
Первые красные солдаты достигают развалин моста.
Больше ничего сделать нельзя. Кроме как драпать.
Во тьме слышу возбужденный голос Михаэля:
– Петер! Не бросай меня. Если нам суждено здесь погибнуть, давай будем вместе.
– Идем! Посмотрим, сможем ли пробраться к берегу и укрыться под причалом. Если доберемся, он укроет нас хотя бы на время!
Автоматная очередь – и около нас, на каменном парапете, раздаются команды на русском.
Подхожу к нему.
– Михаэль! Твои документы?
– Только что уничтожил их.
– Тогда идем, посмотрим, как далеко нам удастся уйти!
– Удачи, Нойман!
Двигаясь на ощупь во тьме, он хватается за мою руку.
Мы бежим несколько метров, прижимаясь к стене, находящейся сразу же под парапетом. Затем обнаруживаем, что берег канала загораживает куча мусора и штукатурки. На нее приходится взбираться. Наверху колючая проволока, под которой проползаем. Наши руки поранены, колени кровоточат, но боли не чувствуем.
Вдруг вспыхивает луч прожектора.
Я прижимаюсь к колючей проволоке. Михаэль, замешкавшись, падает и катится несколько метров.
Я все еще во тьме. Красные, должно быть, что-то заметили, может, Стинсмана. Открывает огонь «Максим». Он бьет длинными очередями. Затем несколько резких щелчков и пронзительные крики. Теперь стреляет большая группа этих свиней. Дикари.
Над головой свистят пули. Они целятся в Михаэля. На секунду жалею, что не предпринял отход в одиночку. Я всегда сознавал, что это самый верный путь.
Сантиметр за сантиметром ползу в темноту. Постукивая, скатываются вниз камни.
Вдруг луч прожектора исчезает.
Они полагают, должно быть, что прикончили нас. Или им наплевать на нас, просто забавляются.
Жду минуту, две. Шаги удаляются.
– Михаэль?
Отчетливо слышу ответ шепотом:
– Я здесь, под аркой.
Ползу к нему. Он тихо стонет:
– В ногу попала пуля. Но, думаю, смогу идти!
Его дыхание становится прерывистым. Помогаю ему встать на ноги. Низко пригнувшись, мы добираемся до ступенек, которые ведут к каналу.
Спускаемся к последней ступеньке и погружаемся в холодную черную воду. Дно скользкое, берег слегка покатый.
Вода доходит до колен, затем груди, шеи. Но дышать можно. Мы – на глубине. Плыть невозможно без того, чтобы не привлечь внимания русских. Вижу их неясные очертания метрах в десяти над нами и слышу, как они бегают. Русские, должно быть, гоняются за беженцами. Все время звучат выстрелы. Прихожу к выводу, что моя идея спрятаться под причалом не так уж плоха. Это самое лучшее, что до сих пор приходило мне в голову. Во всяком случае, нас не заметят.
Михаэль шумно дышит. Уверен, если бы я не держал его крепко, то он ушел бы под воду.
– Не могу больше, Петер! Нога раскалывается.
– Потерпи, Михаэль! Еще несколько метров – и мы под причалом.
– К черту твой причал! У меня агония. Какая польза для меня сейчас от всего этого?
– Не дури. Нам нужно выбраться отсюда!
Еще несколько метров – и мы достигаем опорных столбов под причалом.
Слышим над собой топот спешащих шагов. На гортанный крик отзывается хриплое ворчание.
Очень осторожно вытягиваемся во весь рост на мелководье. К счастью, щели между досками над нами узкие и проклятые русские не собираются заглядывать вниз. Они тоже сторожат возможных пловцов в канале. В нескольких метрах от нас четко проступают две тени. Как жаль, прекрасная цель!
Наши глаза привыкают к темноте. Можем смутно различать длинные шинели из грубой шерсти, опоясанные ремнем у талии. Слабый свет от факелов, с которыми русские обследуют канал, вдруг освещает их каски. На секунду мелькает лицо молодого солдата с шапкой-ушанкой на голове.
Вода ледяная. Чтобы нас не заметили, мы целиком погружаемся в эту воду. Над поверхностью только наши рты. Волнение воды подгоняет к нашим ртам разного рода отбросы. С чувством отвращения думаю обо всей этой дряни, которую течение уносит в Дунай.
Ночной воздух разрывает неожиданный свист.
Наконец они уходят.
С трудом поднимаюсь на ноги. Помогаю Михаэлю каким-то образом сесть на большой камень в воде.
