— Молодец! — хвалил его папа.
И давал ему большую конфету. Наденьке он тоже давал конфету за то, что она усидчиво занималась музыкой. Папа, конечно, ничего не терял, так как он раньше покупал своим детям конфеты, но раньше он отдавал им конфеты даром, а теперь за дело.
Так у них и пошло с тех пор. Наденька даже побледнела немного от усиленных занятий музыкой. Ей ведь некогда даже было побегать во дворе с подругами: утром в школу иди, днем на пианино играй, вечером делай уроки, да еще надо было немножко помогать по хозяйству маме. Где уж тут бегать!
Неизвестно, чем бы все кончилось, если бы Наденька не начала усиленно думать, как найти из этого положения хоть какой-нибудь выход. Подумав как следует, она придумала такую вещь: получив от папы вечером конфету, она не съела ее, а спрятала под подушку. На следующий день, вернувшись из школы, она сказала своему братцу:
— Хочешь, Лешка, я не буду сегодня на пианино играть, а мы пойдем во дворе погуляем. За это я тебе дам конфету.
— Не хочу, — ответил Алеша.
— Почему, глупый?
— Потому что, если ты не будешь играть на пианино, мне папа вечером не даст конфету.
— Вот и видно, что глупый! Как же папа может не дать конфету, если ты скажешь, что я играла?
Алеша подумал и согласился. Наденька отдала ему конфету, он съел, а потом они пошли во двор и гуляли до вечера. А когда вечером пришел папа и спросил, занималась ли Надя сегодня музыкой, Алеша по обыкновению сказал:
— Два часа.
Папа дал им, как всегда, по конфете Алеша свою съел тут же, а Наденька и на этот раз спрятала.
На следующий день повторилась та же история. Алеша быстро сообразил, что гораздо интереснее съедать не одну, а две конфеты и в добавление к этому гулять с сестрой во дворе, вместо того чтоб сидеть дома и слушать скучную музыку.
Так прошел месяц, а может быть, даже больше. У Наденьки снова заиграл на щеках румянец, улучшился аппетит. И все было бы хорошо, если бы ей не становилось все труднее и труднее отказываться от конфет. Бедная девочка за это время забыла, какие бывают на вкус конфеты. Один раз она даже не удержалась и отгрызла от конфеты кусочек. А на другой день Алешка устроил ей за это скандал и сказал, что он за полконфеты не согласен обманывать папу, а согласен только за целую. Насилу Наденька уговорила его молчать и обещала, что никогда больше не станет откусывать от его конфеты ни кусочка.
После этого случая Наденька крепилась несколько дней подряд, но однажды ночью, когда все уже спали, она достала из-под подушки припрятанную для Алешки конфету и съела ее. Бедная девочка действовала как будто во сне и даже не понимала, что делала, до такой степени ей захотелось сладкого. На другой день она не знала, как быть, и когда братишка потребовал у нее конфету, сказала, что потеряла ее.
Алеша, который никак не ожидал такого ответа, даже не понял сразу, какая страшная произошла вещь, а когда наконец понял, то разинул от удивления рот, да так и остался с разинутым ртом. Постепенно он, однако, пришел в себя и спросил:
— Где же ты ее потеряла?
— Глупый, — сказала Наденька, — если бы я знала, где потеряла, то сейчас же нашла бы.
— Так ее искать надо! — заявил Алеша.
Он никак не мог примириться с мыслью, что останется на этот раз без конфеты, и они вместе принялись бродить по комнатам, заглядывая во все уголки. Наденька понимала, что никакой конфеты найтись, конечно, не может, но искала для вида, чтобы братишка не заподозрил ее в обмане. Алеша, наоборот, отнесся к делу вполне серьезно. Он старательно ползал на четвереньках по полу, шарил палкой под шкафами и под буфетом, залезал под столы и кровати, наконец, стал обыскивать Наденькину постель и нашел у нее под подушкой бумажку от конфеты. Некоторое время он молча стоял с бумажкой в руке и как будто что-то соображал, потом подскочил к сестре и закричал визгливым голосом:
— Это что, а? Это что?
— Как что? Будто не видишь? Бумажка.
— Сам вижу, что бумажка. А от чего бумажка? От конфеты! Значит, ты конфетину сама съела, а бумажка осталась мне!
— Глупый! — ответила Наденька. — Эта бумажка совсем не от той конфеты.
— От какой еще не от той? Думаешь, я не знаю! Я вчера не спал вечером и слыхал, как ты там во сне что-то жевала. Я тогда еще подумал, что это ты уж, наверно, мою конфету ешь.
— Какую такую твою конфету? — рассердилась Наденька. — Конфета моя! Хочу — даю тебе, не хочу — ем сама.
— Ну и ешь сама, а я больше не буду обманывать папу. Вот скажу сегодня, что ты не играла на пианино.
— А я вот нарочно буду играть, попробуй тогда скажи, что я не играла.
Наденька села за пианино и целых два часа подряд играла свои упражнения. Под конец у нее даже голова закружилась от непривычки. Однако она и виду не подала, что ей было трудно, и, встав из-за пианино, сказала:
— Теперь каждый день буду играть и конфеты сама буду есть.
Алеша увидел, что здорово прогадал, и у него даже затряслись губы от огорчения.
— Зачем же играть каждый день? — сказал он. — Завтра можно и не играть, а за сегодня я, так и быть, прощаю тебя.
— Что, что? — с удивлением спросила Наденька. — За что ты меня прощаешь?
— Ну за то, что ты съела конфету.
— Ты, видимо, дурачок, Алешка, — с обидной усмешкой сказала Наденька. — Свою конфету я всегда имею право съесть без твоего разрешения. Глупая я раньше была, что отдавала тебе такие вкусненькие конфетки. Теперь вот и завтра съем, и послезавтра, и послепослезавтра, и всегда-всегда!
— Ну и ешь, — мрачно ответил Алеша. — Мне не очень и хочется!
— Не очень хочется! — передразнила Наденька. — А сам тут как царь Кащей над каждой конфетой трясешься!
— Кто царь Кащей? Я царь Кащей? — закричал, рассердившись, Алешка.
И как стукнет сестру кулаком.
— А, так ты еще драться! — сказала Наденька и, схватив Лешку за волосы, дернула с такой силой, что у него из глаз посыпались искры.
— А-а! — завопил Алешка и принялся размахивать во все стороны кулаками и лягаться ногами.
Но Наденька крепко держала его за волосы, и он ничего не мог ей сделать.
Как раз в это время с работы вернулся папа. Наденька услыхала, что кто-то вошел в прихожую, и выпустила из рук Алешкины волосы.
— Вот скажу папе, что ты съела конфету! — прошипел Алешка, грозя сестре кулаком.
— Будто папа дал мне конфету не для того, чтобы я ее съела, — сказала Наденька. — У, глупый!
— Вот скажу, что все время называешь меня глупым.
— Как же тебя называть, если ты и есть глупый?
— Вот скажу папе, что ты не занималась сегодня на пианино.
— Не смей, слышишь! Я ведь занималась! Ах, ты!..
Наденька не успела договорить, потому что в комнату вошел папа.
— Ну, механики, как дела? — весело спросил он.
