Курс выживания

Воды я не боялась. В пионерском лагере даже первое место по плаванию на двадцать пять метров заняла (на спине, правда). Я добежала до конца причала и с разбегу рухнула в реку, показавшуюся моему разгоряченному телу обжигающей, не по-июльски холодной.

На воде я сразу легла навзничь и, как сумасшедшая мельница, заработала руками. Гребла, отплевывалась, задирала голову и ждала второго всплеска.

Уже на середине реки остановилась на секунду, если можно так сказать, подпрыгнула и посмотрела в сторону поместья.

На берегу никого не было. Я болталась посреди реки и никак не могла решить, куда мне плыть дальше. Течение сносило вниз, еще немного промедления, и противоположная деревенька, к которой стремилась первоначально, станет так далеко, что сил добраться до нее вплавь уже не останется.

Я так и не решилась плыть обратно к дому. Вернулась в прежнее положение и снова погребла. Если мой враг не умеет плавать или плавает плохо, то разделительная водная преграда меня вполне устраивает.

Другое дело – встреча на берегу. Поплыви я обратно, он все равно меня встретит. Пройдет камышами и кустами и выловит, как мокрого щенка.

Ноги ударились о песчаную отмель. Я легла на живот и по-черепашьи выбралась на берег. Уткнулась лицом в песок, откатилась к траве и секунд тридцать, дыша как паровоз, валялась пластом. Звездное небо с редкими тучками безразлично накрыло меня бархатной красотой, в прибрежных кустах надрывался соловей; выровняв дыхание, я приподнялась на локтях, глянула на реку и чуть не взвыла от ужаса. От камышей по правую сторону от поместья на реку выплывала лодка.

Значит, враг пришел в мой дом по воде – у нас таких лодок нет – и, пока я тут валялась, забрался в свою посудину и сейчас, мощно налегая на весла, греб к противоположному берегу.

Я вскочила на ноги и, оскальзываясь мокрыми тапочками на резиновом ходу по росистому косогору, почти на карачках побежала к деревне. Мне приходилось торопиться. Учитывая темп, в котором работал веслами мой враг, на этом берегу он будет через несколько минут.

О деревне, что возвышалась надо мной, почти сливаясь с черным штакетником леса, я знала мало. Только то, что прозывалась она Заводь, имела восемь дворов и в смысле отсутствия хороших дорог считалась неудобной. От хорошей трассы Заводь отделяли болота, и проехать через них можно было только особо засушливым летом или зимой с тридцатиградусными морозами. В остальное время селяне путешествовали исключительно водным транспортом.

Когда я выбежала на деревенскую набережную, во всех дворах залаяли собаки. Я выбрала ближайший забор, из-за которого неслось наименее басистое тявканье, перегнулась через невысокую калитку и лицом к лицу встретилась с невозможно злющей пятнистой шавкой.

Шавка пружинисто взвивалась на всех четырех лапах сразу, аж повизгивала от ярости, и, не убери я вовремя нос с ее территории, откусила бы без всяческих сомнений.

Щеколду на калитке я так и не нащупала. Выпрямилась, легла грудью на колья забора и заорала что было мочи:

– Караул!! Спасите!! Убивают!!

Мой вопль потонул в многоголосом собачьем хоре. Сторожевые псы отрабатывали похлебку и старались на совесть.

Но дом, возле которого я вопила, так и остался нежилым и темным. В нем не зажегся свет, не колыхнулись занавески.

Я оглянулась по сторонам и заметила, что в крайнем доме, что стоял метров на триста дальше, вспыхнул свет. Должна добежать, решила я, оглянулась на берег и увидела кошмарную картину: из лодки, что причалила к берегу, на песок выпрыгнула собака. Огромная и мощная – скорее всего, ротвейлер, – она оставалась на берегу, пока человек вытаскивал из воды лодку.

Собак я не то чтобы боялась, но уважала с детства. Их мокрые слюнявые пасти, огромные зубы и громкий лай обычно вызывали только трепет, сейчас же самый настоящий ужас парализовал конечности, из мгновенно осипшего горла перестали выдавливаться звуки, соревноваться в забеге на триста метров с ротвейлером я посчитала делом абсолютно бесперспективным. Даже если удастся первой добежать до ворот проснувшегося дома, пока докричусь до хозяев, объясню, чего тут ночью делаю, пока откроют, собака сто раз порвет мне глотку.

Не раздумывая больше ни секунды, я отлепилась от забора и, огибая хилую деревянную ограду крайнего дома, понеслась к ивовым зарослям. Там, я это видела с нашего берега, в реку впадает какой-то ручей, и спастись от огромной собаки я могу только в нем. Так как в любом другом месте пес меня выследит по запаху. И отсидеться где-то в кустах до утра, как я, в принципе, хотела раньше, теперь не получится. По ручью я вновь попаду в реку, от которой меня теперь практически отрезали, и там, на воде, мы еще посмотрим, кто кого утопит. В воде не очень покусаешься. Скорее захлебнешься.

Густые ивовые заросли встретили меня сплошной стеной. Задирая вверх руки и защищая лицо, я ломилась сквозь них разъяренной слонихой. Коряги и корни цепляли ноги, берег круто ушел вниз, и я упала – к счастью, юзом – в густую топкую жижу.

«Да здесь же кругом болота!!» – пришла запоздалая мысль, когда задница почти до талии ушла в трясину. Барахтаясь в вонючей каше из гнилых корешков, опавших листьев и прочей склизкой дряни и ловя руками стебли болотной травы, я кое-как перевернулась на живот, легла, раскинула ноги, распласталась всем телом на зыбкой трясине. От малейшего движения тонкая корка сплетенной травы расходилась в разные стороны, мне казалось, что я балансирую на комковатом батуте, готовом разорваться от тишайшего толчка коленом.

Осторожно вытянув вперед руку, я зацепилась за пучок высокой травы и потянула себя вперед. Где-то подо мной что-то жадно чавкнуло, облизнулось, но отпустило. Я вытянула вперед другую руку, и так, крокодильским манером, поползла по жиже, заросшей болотной осокой.

Сплетение стеблей удерживало меня на плаву – если данное определение можно отнести к смеси из ила, разложившейся растительности и гнилой воды, – чуть выше, там, откуда я только уползла, слышались пыхтение, треск ломающихся ветвей и чавкающие звуки. Мой враг завяз. Надеюсь, плотно. Я утроила силы, шустрее заработала локтями и через пару минут доползла до чистой воды.

Оттолкнулась руками об осоку и выплыла на середину ручья. Илистое дно было совсем близко. Я чувствовала его кончиками пальцев и все время думала почему-то не о человеке с собакой, а о пиявках. И змеях. Но они, кажется, ночью спят. Так как хладнокровные.

Стараясь больше не попадаться на топкие места, боязливо раздвигая стебли кувшинок и лилий, я погребла вниз по течению. Сколько бы ручей ни петлял в ивовых зарослях, но путь у него один – к реке.

Пару раз я переползала на брюхе через полусгнившие завалы из упавших древесных стволов, один раз чуть не завязла насмерть, но сдаваться и плакать не собиралась. Сопела упорно, вспоминала Бога, черта и маму и барахталась, барахталась, плыла.

Река, как много чего хорошего в моей жизни, появилась неожиданно. Мощный кусок осоки мелькнул перед глазами, ушел в сторону, и раз – я на открытой воде!

Обессиленная, измученная, но живая.

Поддавшись течению, я пару минут отдыхала. Опустила ноги в глубину и слабо перебирала руками по-собачьи. В том состоянии, в котором я выбралась из ручья, добраться до противоположного берега нечего и думать. Сил не хватит, утопну по дороге.

Но вдоль этого берега на километры тянутся топкие заросли осоки. Этот берег практически не обжит из-за болот, и выбираться все же придется на сторону поместья.

Вот если бы мне встретилось уютное бревно! Я бы легла на него пузом и, перебирая ногами, по течению спустилась бы на три километра вниз. Там, я это видела, проплывая мимо на катере, стоял пионерский лагерь. В нем вряд ли есть злобные собаки и осторожные селяне, там мне помогут, отогреют и дадут чаю и сотовый телефон.

Бревно мне, к сожалению, не встретилось. И потому пришлось поддаться течению и метров триста проплыть вдоль берега, придерживаясь правой стороны и зарослей осоки. Бережно расходуя силы, отдыхая и готовясь к решительному броску на противоположный берег за поворотом реки. Река делала изгиб перед длинным участком свободного пространства, и если мой враг все еще следует за мной, то на открытом