Ева пыталась вспомнить момент зарождения негативных чувств. Это ей не удалось. Скорее всего, она так относилась к нему по инерции, перенеся с других свое недоверие к людям вообще.
– Впрочем, можете продолжать.
«Это он мне, кажется, – с сомнением подумала Ева. – Что я делаю, интересно знать».
– Приготовьтесь, сейчас я вас посажу на сиденье, – командовал тем временем Макс.
«Что же я, мешок с картофелем? – Наконец, она полностью пришла в себя. Осознание не принесло ей никакого облегчения. – Видимо, я упала в обморок. Видимо, он меня нес в машину. И что-то я еще делала, а потом продолжала… Замечательно. Если мои худшие опасения оправдаются, я гладила по голове вовсе не бедную Лени. Это был бедный Макс. Какой позор!»
– Извините, – устало произнесла Ева, едва слышным голосом.
– Как вы себя чувствуете?
– Как идиотка, – честно вздохнула она.
– Ева, я… Мне очень жаль, что с вами произошло такое…
– Я устала.
– Я вас отвезу домой.
Он вез ее по мокрым улицам, медленно погружающимся в сумерки.
Попрощавшись и клятвенно пообещав просмотреть архивные документы, Ева наконец оказалась дома. Дикая усталость навалилась на нее живой, мохнатой тушей. Не в силах бороться, она, не раздеваясь, упала в кровать и уснула сном, который по всем статьям подходил под определение «мертвый».
Глава 17
Ева убегает
Проснувшись утром в прекрасном настроении, Ева стала, как четки, перебирать вчерашние события. Камешков было не очень много – в основном она спала, ела и снова спала. В промежутках косила под дурочку (довольно успешно) и каталась на руках у малознакомого мужчины, попутно ласково теребя его шевелюру.
«Трудно удержаться, но все же еще раз – позор!» – со вкусом резюмировала Ева.
Так рано Ева никогда не ложилась. И так много никогда не спала. «Что-то со мной не то. Ах, ну да, конечно же! Можно даже сказать что именно. Вчера опять не удалось выпить крепкого спиртного в горячей ванне. Беременность из неясной гипотетической вероятности стремительно перерастала во вполне существующую реальность. «Что со мной будет?»» – Дальше этого риторического вопроса мысль заходить категорически отказывалась.
«И все же странно, что нет никакого ощущения катастрофы. А ведь это катастрофа». Ева все еще не теряла надежды проникнуться уважением к происходящему с ней ужасу. Но не особенно преуспевала в этом. Легкомысленно провалявшись весь день в постели, потягиваясь и довольно мурлыкая, ближе к вечеру Ева все же спохватилась, что в доме нет крепкого спиртного. Это надо было срочно исправлять. Не решившись бороться за почетное звание постоянного клиента в том самом винном магазине, где была приобретена предыдущая бутылка коньяка, Ева прошлась еще дальше по кварталу в поисках другого заведения. Дойдя, в конце концов, до супермаркета, она, довольная безличным отношением в такого рода магазинах, приобрела искомое «средство от беременности».
Возвращаясь домой с добычей, Ева с легкой улыбкой крутила головой по сторонам, наслаждаясь погодой. Поэтому попрошайку-спасителя она увидела за несколько шагов. Но шок все же испытала такой силы, что пришлось привалиться к ближайшей стене – ноги подкосились, отказываясь служить, и в глазах все померкло.
– Ну что, красавица, поправилась? – улыбаясь во все свои четыре зуба, сказал Голландец, поднимаясь с тротуара, на котором расположился со всеми возможными удобствами.
Ева не могла вымолвить ни слова. Горло засыпало песком, язык не повиновался. Она смотрела на бродягу, как на посланца из ада с известием о том, что жизнь ее отменяется и отныне дни ее будут заполнены скрежетом зубовным. С какими еще известиями можно появиться из преисподней? Из кармана Голландца на нее внимательно смотрели две черные блестящие бусины глаз.
– Предупредить тебя хочу. Ты бы уехала, а? – Просительный тон так не шел к смыслу того, что говорилось. – Ну хоть на время. Следит за тобой он. – Последнее слово было произнесено с таким благоговением, с которым и следовало как раз говорить верным вассалам о Люцифере.
Обойдя Еву за пару шагов, вестник удалился, заковыляв в сторону собора. Несколько придя в себя, Ева кинулась к своему дому. Десяток шагов дался с огромным трудом, ей мерещилось, что вот-вот ее настигнет нечто ужасное. Укрыться можно было только дома. Но, оказавшись в своей квартире, заперев дверь на все замки, она не успокоилась.
Страх поселился в самом центре груди. Холодной змеей свернулся там и время от времени прикасался к сердцу раздвоенным языком. Ева металась в своей квартире от стены к стене и никак не могла прийти в себя.
Сомнений нет, здесь ей оставаться нельзя. Как она могла быть столь легкомысленной и воображать, что безопасность в такой непосредственной близости к парку, месту преступления, возможна? Нет, надо убираться отсюда, и срочно! Сейчас же. Но… куда? Не к Виоле же, в самом деле.
Глубоко вздохнув, стараясь не впасть в истерику, пройдясь на цыпочках по самому краю паники, Ева приняла решение. Она едет к бабушкам в загородный дом. Там ее никто не увидит. На всю округу ни одного нищего или преступника, насколько ей было известно. В такой глуши она не попадется на глаза ни случайному прохожему, ни тому, кто ее будет специально искать. Да и потом, искать ведь ее будут в городе, верно? Но кто же, кто? Этого вопроса она себе еще ни разу не задавала. Странно, но того, кто явился причиной всего этого кошмара, она не вспоминала и даже не пыталась себе представить.
А вот ее не забыли. И ей опять хотят причинить вред. Схватив ключи, она выскочила на улицу. Всего несколько минут изменили мир до неузнаваемости. Из теплого и приветливого, исполненного в ярких цветах, он превратился в мертвый черно-белый слайд. Опускающийся на город вечер пытался догнать Еву, убегавшую из города на такси.
Тьма настигла ее уже за городом, и, пока она не доехала до своих, напряжение не покидало ее. Ничего вокруг не замечавшая Ева с трудом очнулась, когда водитель сказал, что они приехали.
Расплатившись, она вышла из машины и, встав у порога, задумалась: а примут ли ее здесь? Внезапный испуг от мысли, что в доме вообще может никого не быть, прошел, как только она вспомнила, что в кадке с геранью у черного входа всегда лежали запасные ключи. Вдруг дверь открылась и на пороге со свечой в руке возникла Фани.
– Ева, детка моя! Как я рада тебя видеть. У нас пробки перегорели, мы здесь в потемках. Я слышала шум машины, ты разве не с Виолой? – подслеповато щурясь в темноту за спиной внучатой племянницы, спросила Фани.
– Нет, Фани, я одна. Так получилось… Простите, что не предупредила. У меня тут небольшой отпуск, и я решила, а почему бы не приехать сюда. – Ева безнадежно увязла в попытках найти оправдание своему неурочному визиту. Впрочем, слушать ее никто не собирался, тем более оправдывать.
Фани, заранее предвкушая все хлопоты, связанные с появлением гостьи, уверенно увлекла Еву в сторону кухни. Теплый свет сначала свечи, а затем керосиновой лампы вновь вернул краски жизни в мир Евы.
– Бедняжка ты моя маленькая! – Фани, заметив гипс на руке Евы, всплеснула руками и кинулась обнимать и утешать свою «детку», которая возвышалась над ней на целых две головы. – Ты еще и больная совсем, маленькая моя девочка. Садись, садись поскорее вот в это кресло. Сейчас я приготовлю чай, булочки поспеют через пару минут Я как чувствовала, что не пропадут! Варенья маловато, пойду, достану новую баночку. Ты ведь крыжовенное любишь?
– Ты не волнуйся, пожалуйста, Фани. И бабушкам скажи, что все хорошо. Через пару недель я уеду. И отпуск у меня вовсе не из-за руки, это просто пустяки. Фани, Фани не беспокойся ты так!
– Я же отлично помню, что крыжовенное. Вот Марфа так без ума от смородинового. Она еще говорила, что ни разу не пробовала такого вкусного, как мое. Еще бы! Я ведь туда вишневые листики добавляю, поэтому и аромат получается пикантнее.
Нежное воркование Фани успокаивало, отгоняя прочь все страхи и волнения. Отступая, они оставляли только легкий привкус дыма и печали. А может, жженым пахло из-за свечей. Ева отдалась на волю своей
