подошли к дверям дома, выстроившись паровозиком на узкой тропинке, вырытой в глубоком снегу.
В доме их уже ожидали почти все родственники, съехавшиеся на это Рождество к бабушкам. Неловкая заминка, и вот волна возгласов, поцелуев и восторгов захлестнула только что прибывших. Срывая с них верхнюю одежду, требуя ответов на море невпопад заданных и уже устаревших вопросов.
Виола в полной мере наслаждалась фурором, который произвели ее внуки. Никто так не сиял и не был так счастлив в этот радостный день, как она, орлицей склонившаяся над внуками, полоща крыльями и гордо озираясь по сторонам.
Ну, разумеется, в первую очередь их повели на кухню – пить чай с дороги. Ева, давно соскучившаяся по деликатесным кондитерским изделиям, с наслаждением принялась за угощение, значительно меньше отдавая должное общей беседе за столом, предоставив Максу самому выплывать из бурного, полного рифов и мелей дружески-семейного допроса. Очнулась она, только услышав знакомое имя, упомянутое в разговоре Фани:
– Получила очередное письмо от девочки, – с гордостью повествовала тетушка о своей любимейшей племяннице. – Пишет, что открыла свой ресторанчик, просила прислать несколько рецептов. Сама сообщила кое-что интересное из того, что готовит ее шеф-повар (она так занятно его описывает, ну просто умора, я вам непременно почитаю). Надо признать, у этого типа есть кое-какие способности, – с некоторой ревностью вынуждена была согласиться Фани. – Вот это овсяное печенье, кстати ешьте-ешьте, по его рецепту!
Все, кому досталось лакомство, торжественно согласились и столь же единодушно признали за Фани первенство в кулинарном искусстве. Только Макс уж слишком пристально посмотрел не на Фани, а на Еву, выискивая на ее лице хоть что-то, кроме неземного наслаждения бисквитами, с увлечением поедаемыми ею в этот момент. Тщетно.
– Нет, решительно я должна навестить ее. Кто знает, может, и мой опыт пригодится Ларочке, – продолжала вдохновенно вещать счастливая Фани.
«Ага, вот и поперхнулась», – отметил Макс. А Ева лихорадочно соображала: «Что бы такое должно случиться с Жаном и как бы отправить Лару куда-нибудь не ближе Австралии. Да, это может отбить аппетит у кого угодно, но только не у счастливчика, получившего безграничный доступ к произведениям Фани: вон, кстати, скучает миндальное пирожное, совершенно восхитительное на вид, надо бы поторопиться, а то Марфа уже плотоядно поглядывает в его сторону».
Выпив последнюю чашку чая, Ева забеспокоилась о детях, которых пора было кормить. Те мирно посапывали в спальне. Еще бы! Под суровым взглядом Виолы, готовой испепелить любого нарушителя тишины и спокойствия в этой комнате, все желавшие узреть наследников вели себя тише воды ниже травы, благоговейно выражая свое восхищение жестами и слабым шепотом.
Покормив детей и снова передав их в безраздельное пользование Виоле, Ева вдруг ощутила неприятное отсутствие очевидно важного компонента ее окружения: уж очень неуютно и грустно стало ей. Ева пошла на поиски Макса, оставленного в последний раз на кухне. Благодаря нескольким подсказкам и странным намекам встреченных сестер, кузин, теток и двоюродных бабушек, она, наконец, вышла на его след и, предварительно набросив чью-то куртку, выглянула на улицу.
– А вы уже неплохо здесь ориентируетесь, если сумели раздобыть лопату для снега, – подозрительно проворчала Ева, наблюдая за Максом, расширявшим тропинку к дому.
– А вы пользуетесь служебным положением и своими способностями как-то уж слишком нетрадиционно, – парировал он, не прекращая увлеченно махать лопатой.
– Тише вы, нас могут услышать! – подлетела она к нему– Вовсе я не пользовалась. А что мне прикажете делать? Сказать милой старушке, что ее обожаемой племяннице отрезали голову, а тело захоронили в могиле для неизвестных бродяг? И еще, кстати, я все хочу уточнить, что вы имели в виду, когда говорили, что Лара была для вашего брата недостаточно сумасшедшей? А я, значит, была?!
– Ну, скажем так, обычно вы ведете себя довольно странно, – задумчиво признал Макс.
– Хм! – Ева иронично ухмыльнулась, еще и глаза закатила, чтобы показать полную меру презрения, которую вызывали в ней подобные утверждения.
С вызывающим видом попинав снег, боковым зрением наблюдая за, казалось, получавшим огромное удовольствие от работы Максом, она ощутила, как ее охватил внезапный и необъяснимый порыв счастья. Упав с индейским кличем в сугроб, она с увлечением стала делать снежного ангела.
Дети, наконец, увидевшие первого нормального взрослого в этом доме, с визгом высыпали на улицу, на ходу одеваясь и радуясь так, будто только что заметили тонны снега, попавшие в их полное распоряжение.
Взрослые, поначалу оказывавшиеся снаружи лишь с одной, но праведной целью – теплее одеть вырвавшихся на волю детей, тут же включались в перестрелку снежками, лепку снеговиков и во все остальные подходящие для зимнего праздника занятия.
Ева через какое-то время под конвоем Макса вернулась в дом, дабы переодеться и отдать материнский долг узурпированным Виолой детям. Затем, снова оказавшаяся не удел, опять потерявшая из виду Макса, она бесцельно бродила по внезапно опустевшему дому. Она шла длинными коридорами, вспоминая детство: проказы Марфы; первые химические опыты Лары; себя, такую незнакомую теперь, далекую и малопонятную.
Вот комната Лары. Чем объяснить – фатумом, случаем – то, что именно она стала звеном, соединившим судьбы двух таких разных и таких похожих семей? Чем хуже или чем лучше она была? Да вообще, чем отличалась она от Евы, такой живой сейчас, такой счастливой этим Рождеством?
В эту минуту на пороге комнаты Лары, в которой, казалось, ничего не изменилось, ей не верилось, что все произошло. Лара знала этого непонятного человека и сейчас мертвой невестой лежит с ним под слоем черной земли, отделяющей их от света, от Рождества, от жизни, навеки обрученная инквизиторским кольцом…
Тяжело вздохнув, но все же быстро войдя в комнату, Ева прошла прямо к столу, стараясь не смотреть по сторонам и чувствуя присутствие Лары. Присев перед столом, она выдвинула ящики, затем открыла потайное дно. Тайник был пуст. Не было даже старых записей на уже пожелтевших от времени листах. Не веря глазам, Ева еще раз поводила рукой по пустому дну.
– Бойко орудуете для дилетанта. – Макс, верный себе, едва не довел Еву до сердечного приступа. Прислонившись к дверному косяку, он наблюдал за ней. – Ничего интересного?
– Вас не затруднило бы впредь предупреждать меня о своем появлении? – поинтересовалась Ева. – Хотя бы покашлять или споткнуться?
– Я подумаю над этим предложением, – пообещал он. – Итак?
– Нет ничего. Даже детских тетрадей.
– Вам повезло, что она собрала вещи, как будто и впрямь собиралась в дорогу. Я имею в виду, повезло вашей версии исчезновения, предъявленной всем остальным.
– Да, – теперь уже смело оглядываясь вокруг, сказала Ева. – Вероятно, она и в самом деле собиралась сама. Следов похищения нет.
Вдруг в коридоре раздался дробный топот маленьких башмачков, а затем увещевания Катрины:
– Кокоша, Кокоша! Не беги так быстро, смотри упадешь!
Ой, ну я же говорила! – Катрина, видимо, следила за Коко, единственным человеком, ради которого оставляла свой трон в стране снов. – Маленькая хулиганка, сейчас я тебе покажу, как надо бегать!
Переглянувшись, Макс и Ева дождались, пока стихнут шаги, и вышли из комнаты. Разумеется, они столкнулись с Фани.
– Э-э-э… – Тетя с подозрением смотрела на них, пока стыдливая краска удушающей волной не покрыла ее веснушчатое лицо. Как все блондинки, она чрезвычайно легко краснела. – А-а-а, там елку, наконец, несут! – И притопнув с досадой, резко развернулась в сторону кухни.
Они как раз вовремя подоспели к торжественному появлению в доме рождественской ели. Еще утром Алекс ушел в лес. Как всегда в военной форме, не успев даже снять тяжеленную с виду куртку, он уже принимал бежавшую к нему на всех парах Коко. Несколько раз подбросив визжавшую от восторга дочь, он, наконец, передал ее Марфе.
Потом устанавливали и украшали душистую, разлапистую ель, наполнившую весь дом горьковатым, смолистым ароматом. Праздник официально вступил в свои права. Дети под предводительством Марфы и
