своей роскошной грудью. Легко, словно пушинку, она смела свою товарку в сторону и взяла за руку обалдевшего Джона:
— Кого он там любит, мне не ведомо, ваше величество, — произнесла Эм с низким поклоном, — да и не интересно вовсе, а вот обручился он со мной.
И в доказательство она подняла руку с кольцом.
— Нас преподобный епископ, отец Адипатус обручил, в аккурат на Варварин день…
Ни хрена мне, Санта-Барбара!..
— Обручил? — поинтересовался я у брата Тука.
— По здравому размышлению — обручил, — кивнул тот, сдвигая тиару на левую сторону. — И, кажись, в самый день пресвятой мученицы Варвары…
— Так чего ж ты, — я повернулся к Джону. — С одной обручился, а другой не сказа…
— Ваше величество! — Бетси коршуном налетела на Эм и теперь уже та отскочила в сторону. — Да как же он мог с коровищей этой обручиться, когда он со мной на преподобного Савву Освященного обручался. Архиепископ нас и обручил…
Та-а-ак… Ну, теперь главное — не ржать….
— Обручал? — фриар Тук аж присел от моего голоса. — Ну?..
Тиара снова оказалась на макушке нашего замполита. Весь красный, он вытер рукавом потный лоб и пробормотал:
— По здравому размышлению — обручал…
— Ты чо — охренел? Тебе Джонни, что — мусульманин?!
— Не…
— Ты чего блеешь, словно козел?! Джон, тебя-то как угораздило с двумя разом обручиться?!
— Это… Которая… Я, это… Пьян был…
— В первый раз, или во второй?!
После долгой паузы красный как рак де Литль выдавливает из себя:
— В обои…
Класс! И чего теперь делать с этим дважды женихом Советского Союза?..
— Ты сам-то которую больше любишь? — Я круто развернулся к замполиту с библейским уклоном, — А ты что лыбишься, морда епископская? Пока этот рожает, которую он больше любит, давай-ка придумай, как будешь из этой передряги выпутываться! Тоже мне — примас Англии, который норовит из христиан магометанцев сделать!
— А я что? — неожиданно подбоченился фриар-замполит и снова сдвинул тиару, теперь уже — направо. — Я, по сердечной доброте, отказать не мог, а сам рассудил: ты, ваше величество, всяко разно лучше нас, убогих, разберешь: какой тут брак богоугоден, а какой — нет! С кем велишь венчать молодца, с той и ладно, а я… Я ж его обручил, а не обвенчал!
Зараза! Опять вывернулся! Натуральный замполит, чтоб мне пропасть!..
— Ну, а ты что?
Маленький Джон смотрел на меня глазами затравленного волка:
— Так это… ежели… а я — что?.. Я — ничего…
Емко, кратко и по существу!..
— Так, или ты мне сейчас четко, внятно и на понятном языка говоришь, которая тебе больше нравится, или — как бог свят! — я тебя тут же, не сходя с этого места, велю с обеими повенчать! Врубился?!
Де Литль крупно вздрагивает:
— С обеими… того… я… этого… НЕ НАДО!!!
Маша, прикрыв рот рукавом, давится от смеха. Тесть-сенешаль молча трясется и вытирает выступившие от беззвучного хохота слезы. Аббат Тук громко фыркает. Даже чопорные тамплиеры изо всех сил сдерживаются, чтобы не заржать во всю мочь.
— Племянник?..
— Что тебе, дядя?
— А что, реально можно на двоих жениться? — спрашивает Длинный Меч заинтересованным тоном. — И только на двоих, или можно больше?..
Я чуть не падаю с коня. Кто про что, а шелудивый — про баню!..
Посреди общего веселья вдруг гордо выпрямляется Эм:
— Благодарствуйте, только нам такого мужа не надобно! — произносит она и отворачивается с видом оскорбленной богини. — Они сами не знают, чего хочут!..
— А я — не гордая, мне и такой сойдет! — Бетси тут же снова хватает Джона за руку. — Ваши величества, дозвольте за этого вот замуж выйти?
Та-ак, дела… Ну, в принципе… Насколько я знаю обеих девиц, Эм сделала бы из моего телохранителя дояра-ударника. С гарантией. Потому как у девчонки на физиономии плакатным шрифтом написано: «Хочу домик с садом, огородом и хозяйством». Бетси — дело другое. Она, пожалуй, Джона и до генерала доведет. А если успеет — так и до маршала!..
— Ну что, солнышко? Позволим?
Маша кивает.
— Валяйте! Вернется Бетси в Лондон — сразу и повенчаетесь.
Бетси всем своим видом выражает восторг и готовность отблагодарить за столь «мудрое решение» всеми доступными ей средствами. М-да уж. Я не поторопился? А то будет у меня Джон в атаку ходить, бодая своих противников…
Но, так или иначе, прощание закончено. Машин кортеж уже скрылся за горизонтом, и мы движемся назад. Рядом со мной едут Ингеборга, архиепископ и «осчастливленный» Джон. Я поворачиваюсь к де Литлю:
— Ну, Джонни… Скоро ты у нас будешь женатым солидным человеком…
— Ага, — уныло соглашается Джон. — Буду…
— И чего бы тебе хотелось на свадьбу в качестве подарка получить?
От ответа старшего сержанта я снова чуть не выпал из седла, а брат Тук хохотал так, что шарахались лошади:
— А можно… эта… ну… подарок… чтоб… чтоб не женится?..
— Не, дружище, не выйдет, — я приобнял Маленького Джона за плечи. — Посуди сам, голова два уха: через полгода, ну чуть позже — они ж вернутся. Прикинь, они опять тебя вдвоем обрабатывать примутся.
От подобной перспективы де Литль дергается, а потом, понурившись, сокрушенно вздыхает:
— Это верно… Только, ваше великство… ежели что… ну, то есть, ежели она… так я… эта… того… чтоб, значит… а уж тогда…. эта…
— Джонни, если ты хочешь, чтобы я тебе отвечал, умоляю: спрашивай внятно? Идет?
— Ага… — Маленький Джон собирается с духом, и вдруг выпаливает на одном дыхании, — Ежели она крутить подолом начнет — поколочу! И пущай тогда не обижается! Вот…
— А вот это уж твое дело, — сообщает отец Тук. — Ибо сказано в Писании: «Жена да убоится мужа своего!»
От этого ответа де Литль изрядно повеселел, и дальнейший путь мы проделали спокойно…
…Как и было решено, Большая Королевская Охота состоялась. В воздухе уже ощутимо пахло весной, и, если я не ошибаюсь, на календаре уже давно был март месяц…
Мы выехали из Тауэра таким могучим коллективом, словно собирались охотиться не на оленей, а на тиранозавров. Нет в самом деле: сопровождать высокопоставленных охотников выехал весь Первый Лондонский кавалерийский полк и почти все конные части помельче. Плюс самих охотников — тыща без малого. Ох, блин, как бы после такой охоты не пришлось британских оленей в Красную книгу заносить. С пометкой «Исчезающий вид»…
Я как-то не ждал ничего плохого от этой охоты. Не ждал до тех пор, пока не сообразил: охота в эти времена — это тебе не прогулка следопытов по дремучим лесам и, уж тем более, не сидение в засаде, в
