половину из моей группы.
И стрельба на секунду прекратилась. Ренегаты пожалели тратить патроны, стреляя в непроглядную темень, созданную черным густым дымом. А наши отходили от взрыва, накрывшего их. Но после стрельба точно так же возобновилась.
Я бежал вперед, но мельком глянул направо, как будто специально, чтобы увидеть, как пуля угодила в висок охотнику в следующем ряду заслона. Бедолага высунулся из своего укрытия слишком рано… или поздно. Его кровь обагрила мощеный булыжник. А рука задергалась в конвульсии.
Но это было лишь на секунду и, слава богу! Если бы я задержал взгляд на пару секунд дольше — уверен, тоже бы сейчас лежал на земле без сознания. А все моя гребаная фобия. И как только меня взяли в охотники с этой фобией? Не знаю. Но прямо сейчас я здесь и принимаю участие в битве.
Над моим ухом просвистела пуля, и я на обычном инстинкте прильнул к земле. А затем поднялся и просто прыгнул за заграждение. Лина уже была здесь. А Роулинсон дожидался, когда вся наша группа окажется рядом с ним. И вот, последним до нас добрался Серега. И Чарльз, крича во все горло, чтобы прорваться через оглушительную стрельбу и вой сирены, отдавал нам приказы.
— Их главной целью будет Глава. Это видно по тому, в какую сторону они продвигаются. Четверо из вас пусть отправляются туда и держат оборону до последнего. Если потребуется умереть за жизнь вашего начальника — сделайте это!
Ничего не говоря, а лишь оглядываясь на других к палатам Главы направились Серега, Стас, Сталкер и Глеб. Они перебрались до края заграждения, за которым мы сидели, а затем, уже сломя голову помчались к следующему заслону. А Чарльз обернулся к оставшимся:
— Еще четверо пусть отправляются в исследовательский комплекс. Сделайте все, что только можно. Даже можете привлечь других охотников, которых найдете, но только отключите линзы! Не допустите того, чтобы до туда добрались ренегаты. Запомните: либо они, либо вы.
Нужно было отключить линзы, а значит, следовало иметь хоть какой-то опыт в обращении с техникой. И не просто техникой, а высшими технологиями. Я уже заранее знал, что вызовутся Саша и Мария. Но вместе с ними вызвалась и Лина. А значит и я должен пойти с ней, чтобы прикрывать ее спину. Это мой долг и никак иначе.
Первый заслон был прорван и совсем близко к нам опять прогремел взрыв, подняв к небу куски камней и земли. Нас осыпало крошкой грязи. А потом посыпался камнепад. Я машинально укрыл собой Лину и прикрыл руками голову. Пару булыжников ударились о них, оставляя ссадины и синяки. Я открыл глаза и увидел, как рядом с нами приземлилась оторванная рука одного из охотников. Честно, я подумал, что сейчас меня стошнит. Но я вытерпел. Даже гемофобия не проявила себя и это, скорее всего, из-за того, что вся рука была обожжена и покрыта хорошим слоем земли, что багряной жидкости я даже не увидел.
Я уже хотел идти с Линой и остальными к исследовательскому центру, как меня остановила рука Роулинсона. Он просто положил ее мне на плечо и резко развернул к себе. Лина прекрасно видела эта и остановилась.
— Мальчишка, — кричал Роулинсон. — А ты просто обязан отправиться к Хранилищу! Я вижу твои глаза, а такие люди там будут куда полезнее чем где-либо!
Я уже хотел сказать, что у меня даже нет предмета, но что толку? Ладно, если я докричусь до него через все эту вакханалию, но и даже времени нет на простые объяснения. А Лина, уловив суть, осталась со мной. И вместо нас с Сашей и Марией отправились Серж с Юлей. Они перебежали на ту сторону заграждения, откуда мы только пришли и последовали дальше по своему пути. А нам с Линой нужно было отправляться к жилому комплексу, где и находилось Хранилище.
Я кивнул Роулинсону и услышал его ответ:
— Береги себя, tovarishch!
Он посчитал, что я русский. Это забавно. Может у меня внешность такая? Но не это меня беспокоило в эти секунды. Рядом вновь прогрохотал взрыв, опять осыпав нас землей и камнями. Но после, держа Лину за одну руку, я резко поднялся и спиной отступал за строение, посылая в ответ ренегатам патрон за патроном. Я даже не целился, просто был зол и хотел выместить эту злобу на них.
Лина делала то же самое, и я понимал, что вот она — жизнь и смерть. Это война. Мы боролись за свои идеалы, враждуя с теми, кто был против нас. Это было правильно. Но и так же — неверно. Я даже не видел своих врагов. Они либо скрывались за первым слоем наших же заграждений, либо были скрыты за густым дымом. Или и вообще скрывались во мраке наступающей ночи.
Моя и Линина обоймы разрядились как раз в тот момент, когда мы скрылись за стеной строения. Это была какая-то служебная рубка, но даже это сейчас было не важно. А потом мы просто побежали туда, куда должны были, следуя приказу.
Мы пробежали мимо арсенала и приближались уже к жилым комплексам, как я вновь услышал стрельбу. Рядом с жилым комплексом развернулась другая битва. Не такая масштабная, как на главной площади, но и здесь трещали затворы винтовок, а гильзы осыпались на мощеный булыжник. Я обратил внимание, что пара яблонь, что находились прямо посреди поля боя, просто осыпались в труху и лежали на земле.
Но это другая битва. Я обратил внимание, что здесь работает группа одного из полковников, у которого в подчинении больше 50 охотников. Но в живых я видел не больше 30. Всех тяжело раненных или мертвых оттаскивали в коридор жилого комплекса. А бой продолжался.
Мы, бежали трусцой, приклоняясь почти что к самой земле. И уже почти добежали, как я почувствовал сильное жжение в ноге. Я даже не заметил, как распластался на мощеной дорожке, стирая ладони в кровь.
Боль пульсировала в голове. И я ощущал все свое тело. Как стучится сердце, словно землетрясение. Как воздух попадает в легкие, словно мощный торнадо. И как адреналин разливается по всему телу, подобно волнам при шторме. А еще эта боль, так похожая на извержение вулкана. Острая, едкая. Болезненная.
Мне прострелили ногу. Я вижу, как брызжет моя кровь. Но ее я не боюсь. Странное чувство, что знаешь, что сам вид крови тебя пугает. Но твоя личная кровь тебя нисколько не заботит. А возможно это всего лишь защитная функция организма, которая блокирует тот участок мозга, который отвечает за страх.
Лина, подвергая себя опасности, поднимает меня. Я наступаю на простреленную ногу, и по всему телу пробегает судорога и адская боль, что я прикусываю губу до крови. Вкус крови и новая боль — ослабляет прошлую. Лина перекидывает мою руку через свою шею и тащит к входу к жилому комплексу. К ней тут же подбегает один из охотников, что занимался тем, что, уносит раненых или убитых с поля боя.
Он хватает меня за другую руку, а затем закидывает меня к себе на плечо. Чувствую себя бесполезным. Но сейчас идет битва, и мне стоило бы после того, как все закончится, если я конечно выживу, поблагодарить этого парня. Он заносит меня в жилой комплекс и следом за ним залетает Лина.
— Умеешь накладывать жгут? — говорит он ей.
— Умею, — быстро отвечает она.
Он передал ей бинты и какую-то почти тонкую резинку.
— Тогда справишься, — отвечает Лине охотник и вновь выбегает наружу.
Лина раздирает на мне джинсы. И откуда у нее только такие силы? Или это все действие адреналина? Она перевязывает мою ногу этой резинкой и затягивает ее так туго на бедре, что я просто перестаю ее чувствовать. И сразу становится легче. А саму рану она сначала протирает ватой, стирая всю не запекшуюся кровь. Она бы и вытащила пулю в таких условиях и могла бы все хорошенько обработать и зашить, но времени катастрофически не хватало. А потом принялась перетягивать рану бинтами.
Я вижу, как выступили капельки пота у нее на лбу. И в этом момент мне становится ее жалко. И что она только забыла в этом Консорциуме? Неужели ее прошлая жизнь была намного хуже того, что она имеет сейчас? Или она совершила что-то настолько страшное, что сознательно отринула прошлую жизнь? Но не мне копаться в ее прошлом.
«О прошлом лучше забыть», — как говорила она.
