металлические предметы. Фигурки? Но после из дверей показалась до боли знакомая физиономия. Это был V.
Он увидел меня и остановился ровно на секунду. Но, после, поняв, что я не представляю угрозы, даже когда в моей правой руке находился пистолет, направился прямо ко мне. Он наклонился надо мной, посмотрев мне в лицо.
Теперь на нем не было линз. Разноцветные глаза, точно так же, как и у меня. Он пристально смотрел в мои глаза и произнес:
— Гетерохромия, — он даже не спрашивал, а утверждал. — Можешь не отвечать. Я это вижу.
Затем он достал из кармана металлическую фигурку и вложил в мою левую руку. Я почувствовал холод, идущий от нее.
— Надеюсь, она убережет тебя, — произнес он. — Она вернулась к своему владельцу.
Затем поднялся, хотя я желал высказать ему все, что накипело, но не смог. Еще раз взглянул на меня и направился на выход. Он уходил, а я даже не мог подняться, чтобы его остановить. Чувствовал, что этого нельзя делать.
Перевел взгляд на свою левую руку и приложил чудовищные силы, чтобы разжать кулак. В руке была серебристая металлическая фигурка. Сурок, если я не ошибаюсь. Предмет, который давал какие-то силы.
Я даже не догадывался, на что способна эта фигурка, но чувствовал, что она подскажет мне лишь ту дорогу, которой и стоит идти. Ощущал, что сама фигурка мне знакома. А ее прикосновение ко мне, уже даже не холодило кожу, а грело.
Приложил усилия и сжал ее в кулаке. И тогда, перед глазами все померкло, и я словно смотрел на ту ситуацию, что передо мной предстала со стороны. Незримый наблюдатель, точно так же, как и в том видении, которое я только недавно видел.
Наблюдал, как в зал перед самим хранилищем врываются ренегаты. Видел, как убивают моих друзей. Как они убивали наших противников. Но фигурка морского конька, которая лежала в руках у какого-то китайца, определила судьбу охотников Консорциума. Она безжалостно уничтожала своих противников.
Видел, как я сам теряю сознание. А затем группа ренегатов врывается внутрь. Гильзы осыпаются на пол просто дождем, но это не умоляет судьбу о милости к другим. Многие просто падают на пол, создавая кучи мертвых тел. А потом я уследил за Линой. Она стояла ближе всех ко входу в само хранилище и отстреливалась от входящих внутрь ренегатов. Кажется, даже одна из ее пуль, задела того китайца. Я видел, как его откинуло к стенке, а на его синей рубашке проступил багряный цвет крови.
И лишь в конце три выстрела, которых я даже не слышал. Вообще, все это видение, представлялось мне, как немое кино. Одна из пуль угодила Лине в грудь. Еще одна в ногу. А последняя пробила ей шею.
Она даже сама не поняла, что произошло. Лишь осела на пол, а затем и вовсе упала. То видение, словно оператор снимал это побоище, приблизило свой объектив к лицу Лины, и я видел, как черно-белое лицо моей возлюбленной из сероватого оттенка обретает белый. А глаза приобретают стеклянный блеск.
Я не мог больше это смотреть и разжал кулак, что фигурка выпала из руки, со звоном ударившись об пол. По моим щекам лились слезы. Она не могла умереть! Не могла!
Но понимал, что это уже произошло, и я совершенно ничего не мог изменить. Лина умерла. Но лишь один вопрос, оставшийся без ответа, продолжал мучить меня. Куда пропало ее тело?
Я взглянул на фигурку сурка и приложил усилия, чтобы поднять его. Металл вновь показался мне неестественно холодным. Но я держал его так крепко, как только мог. Почувствовал даже боль в ладони, куда опирался один из острых краев фигурки.
Я не знаю, для чего именно мне отдал фигурку сурка V, но уверен в том, что сама фигурка потребовала у него этого. Не знаю, почему. Но уверен, что это именно так!
В комнату ворвались охотники. Я тут же различил лица Стаса и Глеба. Они просто вбежали внутрь, охая от количества мертвых тел. Потом я увидел лица Сталкера и Марии. А потом внутрь вошло еще несколько незнакомых мне охотников с Чарльзом Роулинсоном во главе.
Меня тут же подняли, но, понимая, что я сам не доберусь до лазарета, поддерживали в дороге.
— Где Лина? — сорвалось с моего языка.
Но никто мне не ответил. Лишь вели прочь из хранилища. А последним, что я услышал, был голос Роулинсона, который не просто говорил, а кричал от ненависти во весь голос:
— Нет! Хранилище обокрали!..
Меня поместили в лазарет. Достали пулю из ноги и все тщательно обработали. Медсестрам и врачам хватало работы. Десятки раненых. Сотни убитых. Как охотников, так и ренегатов. Одни тела, тела и тела. Какие-то уже лишились той искры жизни. Какие-то были без сознания. А другие стонали от жуткой боли. И весь медицинский комплекс превратился в царство той самой агонии.
Кажется, я успел у всех спросить, где именно сейчас находится тело Лины, но никто, ни знакомые мне охотники, ни другие, не давали мне ответа на этот вопрос. Когда же медсестра, явно уставшая за эту ночь; у нее под глазами были синие болезненные синяки, а само тело имело зеленоватый оттенок, но даже плохое самочувствие, не останавливало ее; обработала мне ранение, я уже хотел сорваться и помчаться подальше от медицинского комплекса, на поиски своей возлюбленной. Но эта худенькая и, казалось, совсем слабенькая девушка, толкнула меня на койку, когда я пытался подняться, и прошипела, чтобы я оставался на своем месте, пока мне не разрешат уйти.
И я остался лежать. А что было делать? Пуститься в споры с медсестрой? Нет, нельзя. Я понимал, что она устала и как можно быстрее хотела закончить свою работу, не начиная локальных войн со своими пациентами. Да и я догадывался, что, скорее всего, для таких пациентов как я, которые хотели сорваться с места, у нее был припасен шприц со снотворным в одном из кармашков ее халата.
Она ушла, закрыв за собой дверь. И я остался в одной палате еще с тремя ранеными. Но все они были без сознания. Одному оторвало руку, и врач сделал все, что только было в его силах, чтобы подготовить обрубок к наноимпланту, который еще предстояло установить. Другой был с серьезной раной в груди, которую ясное дело уже прооперировали и сделали все возможное, чтобы больного не охватила инфекция. А последнего задело взрывом. Семьдесят процентов его кожи обгорело, а от лица и вовсе осталась лишь прозрачная пленочка, просвечивающая белый череп. И таких раненых по всему комплексу были десятки. Лишь некоторым, как мне, повезло намного больше. Легкое ранение, которое можно было залатать за считанные минуты.
Я откинул голову на подушку и закрыл глаза. Рука сама нащупала маленькую серебристую фигурку сурка. Фигурка представляла собой пушистого зверька, который стоял на задних лапах в полный рост. Лапки скрещены на груди. А мордочка направлена вперед. И сама фигурка представляла этого зверька в профиль. Увидь я его сейчас в своей палате — точно бы улыбнулся. Забавные они, эти зверьки.
По легенде, они могли предчувствовать, как долго продлится зима, вылезая в начале февраля из своей норы, отлучаясь от спячки буквально на пару часов. Если тот день, когда сурок решил проверить прогноз погоды, пасмурный — он не видит своей тени и остается сидеть. Это говорит о том, что зима совсем скоро закончится. А если же день ясный и солнечный — сурок увидит свою тень и спрячется в нору. Тем самым, зима продолжалась.
Глупое поверье. Но кто знает, вдруг они и на самом деле могут предчувствовать такие изменения? Но, а на что способна фигурка? После того видения, что она мне продемонстрировала, я посчитал, что она может показывать прошлое. Но чувство того, что я ошибаюсь, меня не оставляло. Сам предмет твердил мне, что он показал это только для того, чтобы помочь мне, а на самом деле он имеет совершенно другие силы. Но какие именно? На что способен сурок?
Я сжал фигурку в руке и почувствовал еле различимую вибрацию. Такое чувство, словно зверек нежился в моей руке, подбирая подходящее место, чтобы улечься. Глупо звучит, но я и вправду ощущал, что он занимается именно этим. Забавный зверек. Забавный предмет.
А может именно он мне и поможет в поисках Лины? Ведь в любом случае, я должен был узнать его
