свойства. Сжал фигурку посильнее и представил ее милое лицо. Эти карие глаза, в которых всегда виднелась искорка. И фигурка показала мне то, что я так хотел увидеть.
Перед глазами возникло новое видение. Вновь черно-белое, как старинное кино, и точно так же немое. Главная площадь Консорциума. Земля изрыта взрывами. Некоторые заграждения серьезно повреждены и просто не могли спрятаться под землей, так как механизм не срабатывал. Но другие, более целые, уже давно находились вновь под землей. И получилось так, что огромная площадка была полностью открыта.
Здесь толпились люди. Врачи, другие охотники и пара полковников с инструкторами. А вся земля усыпана телами, которые завернуты в целлофановые кожухи. Вся площадь покрыта мертвецами, которых укладывали рядами и чуть ли не накладывали друг на друга. И среди всех погибших охотников я отыскал ее. Видение само приблизило свой обзор к ее лицу, которое еще не закрыли на молнию в кожух. Лицо, белое как снег. А глаза закрыты. И сейчас она лежала там, ожидая, когда ее тело наконец-то упокоится в земле.
Видение резко оборвалось, вернув меня к реальности. Фигурка раскалилась в моей руке, впиваясь острым краем в ладонь. На моем лице выступили капли пота. Сурок и вправду показывал то, что я хотел увидеть. Но я разгадал его способность. Он реагировал лишь на эмоции обладателя и показывал именно то, что больше всего волновало хозяина. Предчувствовал мысли владельца и показывал то, что уже произошло или только произойдет.
Сурок рыскал в тени моего подсознания. Там, где я хранил все самое потаенное и наиболее ценное, не затрагиваясь «солнечной стороны», которую могли прочесть и все остальные.
После фигурка вновь стала прохладной. Но это уже было не важно. Я хотел как можно скорее оказаться рядом с ней. В последний раз взглянуть на ее лицо. И произнести то, что не успел сказать. И сурок должен был мне в этом помочь. А пока, я лежал на своей койке, дожидаясь, пока меня не посетит врач или медсестра, чтобы вымолить у них свое освобождение…
Отпустили меня из лазарета ближе к вечеру, и я тут же устремился в свою комнату, пытаясь почти не наступать на больную ногу. Там я встретил Сашу, который вкратце и рассказал, что охотников формируют по отрядам, чтобы отправить в погоню за ренегатами. Но прежде сам Глава Консорциума объявил, что он даст время на то, чтобы немного отдохнуть после произошедшего и похоронить павших товарищей.
За прошедшую ночь количество охотников Консорциума сократилось почти что на семьдесят пять процентов. Это был сильный удар, от которого придется еще очень долго оправляться.
Саша так же сказал мне, что весь наш отряд через час соберется на площади за базой, где по сути находилось просторное поле, чтобы похоронить Лину со всеми почестями и добавил, что они все были бы рады видеть там и меня. А я не мог отказаться.
Но и на этом плохие новости не закончились. Кроме Лины в нашем отряде погиб и другой человек, которого я знал, не так долго, но уже считал верным другом. Серега умер, обороняя палаты Главы. Страшный взрыв унес его жизнь вместе со многими другими. И его похороны точно так же состоятся уже через час.
Слишком многих унесла на своих крыльях эта ночь. Слишком многих.
В своей комнате я не задержался надолго. Здесь мне нечего было делать. Все, что представляло для меня ценность — было при мне. А все остальное — уже было незачем.
Я неловко вскинул руку Саше на прощание и добавил, что я обязательно буду на похоронах. И тут же выскочил в коридор. Я направлялся в другой корпус. Туда, где находилась комната Лины. Не знаю почему, но я был уверен, что должен там побывать. Фигурка сурка твердила мне об этом. Твердила, что только так я обрету покой. А я…
…Я не стал сопротивляться ее воле. Так как и сам желал побывать в том месте, где спала моя возлюбленная. Там, где она, лежа в кровати, думала о чем-то совершенно ином. Возможно, обо мне. А может и том прошлом, что мучило ее так же, как и меня — мое.
И вот, пройдя из одного корпуса в другой, я стою перед дверью в ее комнату и боюсь войти внутрь. Какой-то внутренний страх, не позволял мне зайти.
Но я решился. Дверь отплыла в сторону, и я оказался в ее комнате. Лина жила одна, поэтому ее вещи располагались не только на ее половине комнаты, но и на другой. На соседней кровати лежали ее джинсы и какая-то футболка. Но я пришел сюда не за этим.
Как и у меня, у Лины была тайна о прошлой жизни. И после того уже, кажется, давнего разговора, я знал, что и под ее подушкой лежит что-то, что всегда напоминало ей о прошлом.
Приподнял подушку, а там была вдвое сложенная фотография. Я взял ее в руки и не стал раскрывать. Это ее тайна и она должна быть скрыта вместе с ее телом. Возможно, я и хотел узнать, что же изображено на этой фотографии, но не мог себе позволить вторгнуться в ее запретный мир. Если бы она хотела — она бы мне все рассказала. Может, Лина и хотела рассказать, но время не позволило ей сделать это. А может, думала, что тайна должна уйти вместе с ней в могилу. А я одобрял ее взгляды на жизнь.
Положил фотографию в карман, еще раз оглянув комнату. Еще совсем недавно она спала в этой кровати. Жила здесь и не догадывалась, как скоро старуха с косой придет за ней. Но что сделано, то сделано. Былого не воротишь.
А потом я взглянул на зеркало, увидев в отражении самого себя. Лицо усталое, под глазами синяки. А вот сами глаза…
…Они больше не были разноцветными. Да и линз я не одевал. Я еще с того разговора, после которого снял их — выбросил. Но теперь, мои глаза были голубыми и имели естественный цвет. Такое чувство, что гетерохромия прошла. Но я знал, в чем было дело.
Маленькая фигурка сурка, что лежала в моем кармане. Она легонько вибрировала, видно знала, что я пребывал в некоторой растерянности. Именно она сменила цвет одного моего глаза. Вот такое вот особенное свойство предмета на человека с врожденной гетерохромией…
Так сложилось, что первым мы хоронили Серегу. Я смотрел на его тело, но пребывал совершенно в другом месте. Да простит меня его дух, но не он являлся тем, ради кого я находился здесь. Хотя в дань памяти, я, как и все остальные, бросил в его могилу горсть земли. И тут я вспомнил слова Роулинсона о том, что это не детский лагерь, а самая настоящая война. Да, так и было.
Потом, когда гроб с телом Сереги был погружен в землю, а могила засыпана землей, мы отправились к следующему свежевырытому месту погребения. Как я позже узнал, могилы копали Серж со Сталкером, не жалея себя и своих сил.
В тоже время Стас с Сашей, где-то смогли раздобыть мраморные надгробия, на которых еще совсем недавно были выгравированы имена наших павших друзей.
И вот, мы стоим у ее могилы. Гроб открыт, но на нее я смотреть пока не могу. Лишь уставил свой взгляд на ее надгробную плиту, на которой уже выгравировано ее имя и нанесен рисунок, отображавший ее милое личико.
Никто почти ничего не говорил. Лишь Мария с Юлей, стояли в стороне, опершись на плечи друг друга, то и дело всхлипывая, стирая с лица слезы. А я даже не мог выдавить из себя слезинку. Во мне что- то сломалось. Умерло вместе с ней. И сейчас, я погребу под землей не только тело Лины, но и частичку себя. Все будет именно так и никак иначе.
А теперь, я все-таки перевожу взгляд с мраморной плиты на ее тело. Такая невинная. Глаза закрыты и нет того чувства, что она умерла. Да нет же! Она просто прикрыла глаза и крепко-крепко спит. Стоит к ней только подойти, поправить челку, поглаживая ее по голове и легонько поцеловать, чтобы она проснулась. Спящая красавица. Мой ангел, скрестивший на груди руки.
Я подошел поближе к гробу и смотрел на нее, без всякой возможности оторвать свой взгляд. Неловко достаю из кармана фотографию, которая таит в себе тайну ее прошлого, и вкладываю ей в руки. Но даже после этого я не убрал свои. Продолжал держать ее.
