показалось нам как «Малой».
— Анализируй человека перед нами, — бросил Саша своему исину.
А тем временем, пока исин продолжал обрабатывать запрос, мы бежали к этому силуэту. Мы не знали, кто именно стоит перед нами: друг это или враг. Но были уверены, что именно в нем кроется разгадка этой тайны, перед которой мы столкнулись.
— Субъект является Виктором Вайсом, — прозвучал Сашин исин в динамиках каждого экзоскелета.
Я краем глаза увидел, как только Стас услышал имя Виктора, он достал из кобуры пистолет и, не прицеливаясь, выстрелил. Следующими за ним этот маневр провернули Глеб со Сталкером и пистолеты забухали, выталкивая из себя патроны.
Виктор быстро обернулся и рванул в противоположную от нас сторону, огибая свежеобразованную пропасть. Бежал быстро и совершенно не предпринимал никаких мер противодействия нам. Просто бежал. А мы бежали за ним вслед, вдобавок подгоняя выстрелами.
Стрелять на бегу — достаточно тяжелое занятие. А стрелять метко — лично для меня вообще проблема, поэтому я даже не доставал свой пистолет из кобуры. Зачем попусту тратить патроны? Но на этот аргумент совершенно никак не отреагировали мои друзья и продолжили стрельбу. Еще ни одна пуля не угодила в цель, но скоро дичь попадет в капкан. Я чувствовал это. Знал об этом. И поэтому бежал изо всех сил.
Виктор вывел нас к ущелью, через которое и решил совершить свой побег. Пан или пропал, подумал я. Наверное, так же решил и сам Виктор. Либо он успеет преодолеть ущелье раньше нас, либо погибнет в нем, так как будет совершенно открыт. Да и бежать ему можно будет либо вперед, либо назад. Кажется, выбора у него просто не было.
Но погоня продолжалась. Я краем глаза отметил, что девчонки бегут с такой же скоростью, что и остальные и ни капли не устали. Скорее всего, их вела какая-то совершенно иная сила. Я подобной силой похвастаться не мог и если честно, уже немного начал терять дыхание. Все же бег никогда не был моим самым любимым занятием. Ладно еще пробежки по району в семь утра с друзьями. Но это когда было то? В прошлой жизни. Там и осталось.
Темп начали сдавать и Глеб со Стасом. Сталкер с Сашей и девчонками продолжали бежать так же резко, как и начинали. А, возможно, даже еще быстрее. Пули все так же летели в молоко, но их видно не жалели. Надеялись на авось и на то, чтобы хоть одна пуля угодила точно в цель. Но что бы там ни было, Виктор явно был счастливчиком.
А после я услышал недовольный возглас Стаса:
— Я точно попал в него. Говорю вам. И не в первый раз! — он кричал на бегу и я все же удивлялся, как он не потерял дыхание. — Никак не могу понять, что с ним не так.
Но даже после этого продолжал пальбу.
— Мы обязаны его взять! — вслед прокричал Сталкер.
И в нем словно второе дыхание открылось. Он просто помчался за Виктором. Затем за ним устремилась Юля. А я решил, что негоже мне отсиживаться позади всех и выжал из себя оставшиеся силы. Уж из нас троих то, хоть кто-то обязан поймать ублюдка.
Мы были ровно на полпути из ущелья. Виктор, ясное дело, ближе, но и ему еще оставалось где-то полкилометра. Тогда-то все и случилось.
Выстрел. Не такой, как мы итак слышали. Более громкий, словно бабахнули из пушки. С жутким грохотом, который к тому же разнесся по ущелью эхом. А вот потом все затихло. Стало так тихо, что я слышал как бьется мое сердце.
Выстрелы смолкли. А потом все остановились. Просто взяли и встали, как вкопанные. Никто не двигался. Даже Виктор. Он смотрел на нас, а мы на него. И стояли.
Повторюсь, но тишина была такая, что я слышал уже даже не свою сердце, но и Юльки, что была совсем рядом. Как громко стучат. Никогда такого не слышал.
— Что происходит? — отозвался Глеб и его голос отозвался так громко, словно он кричал что есть мочи.
И после этого крика стал нарастать шум. Мы еще не могли понять, что произошло. А когда поняли — тут же сорвались с места и понеслись прочь из ущелья. Только теперь нашей целью был не Виктор, а личное спасение.
С краев ущелья сыпался снег и большие льдины, падающие на землю и разбивающиеся миллиардом осколков. Мы пытались маневрировать между ними, но понимали, совсем скоро нас всех накроет лавиной.
Виктор тоже бежал и у него, наверное, у единственного были реальные шансы спастись. Он был ближе всех к выходу из ущелья. Собери он все силы и сделай последний рывок и окажется в полной безопасности. И так, наверное, и будет. А я вместе с Юлей и Сталкером продолжали бежать впереди и поглядывать наверх.
И тут я увидел, как вниз, словно пенка от горячего кофе, в ущелье сливается снег. Он уже не кажется мягким и пушистым. Это волна, готовая уничтожить все на своем пути. И вот эта волна закрыла нам сам небосклон, что стало темно, как ночью. Лавина была уже совсем близко и именно сейчас я задумался о том, что еще совсем недавно произнесла Мария.
Каждое действие приводит к своему последствию. Кто бы мог подумать, что перед верной смертью мне вспомнится теория хаоса о взмахе крыла бабочки. Вот и я не мог об этом подумать. По крайней мере, раньше.
Способен ли вызвать взмах крыла бабочки лавину, что сейчас обрушится на наши головы? Вряд ли, а вот выстрел из пушки точно мог. И он это сделал, как печально бы это не звучало.
— Спокойно ночи, друзья! — лишь прокричал я напоследок и улыбнулся, так как, возможно, мне больше не представится такой шанс.
Лавина захлестнула меня и погребла под своими снегами. Возможно, навсегда, а может, и нет. Но это уже было не важно. Я в последние секунды своей жизни поверил, что просто ухожу спать.
Спокойной ночи…
ГЛАВА 12
I SEE YOU…
Странное все-таки это чувство — смерть. Она всегда пугала меня своей таинственностью. Но теперь она открылась мне. Один выстрел — никаких чувств, а после все, конец, — я умер. И теперь, когда я стою посреди снегов, не ощущая холода и просматривая еще продолжающуюся двигаться дальше жизнь вокруг меня, я не могу понять лишь одного: горжусь ли я своей смертью или нет. Погиб ли я героем или в этой смерти не было ничего героического?
Но все же я прикрыл своим телом друга. Защитил Марию от верной смерти. Но плата за мой героизм все же оказалась весомой. Наверное, там, на земле, меня зовут, или только назовут, героем. Будут помнить. Будут говорить. Но как долго мое имя будет мелькать в разговорах? Как долго мое имя будет греть тех людей, для которых я был дорог? Как долго сама память обо мне будет жить дальше?
А будет ли?
Посмотрим. Возможно, я даже сам увижу этот момент, а может быть, и нет. Теперь совершенно все стало неизвестным для меня. Все открыто как на ладони, но само будущее не для всех остальных, а для меня самого словно закрыто за семью печатями и погребено на дне морском. Да и хочу ли я об этом знать?
