— Что мне делать?
— Я не могу сказать, — ответил брат. — Никто больше не сможет тебе этого сказать. Ты должен все решать сам.
Оризиан поднял глаза. Брат печально качал головой. Казалось, теперь он был далеко. Оризиан больше не различал его лица.
— Подожди, не уходи! — закричал Оризиан, поднимаясь на ноги.
Фариль что-то сказал, но теперь Оризиан едва слышал его.
— Где Эньяра? — опять закричал он.
Но брат уже исчез в ярком полукруге садившегося в море солнца.
— Не бросай меня, — попросил Оризиан.
Ему показалось, что он тяжело падает обратно, на землю. Он упал на что-то мягкое.
— Не бросай меня, — прошептал он и погрузился в темноту.
Он пришел в себя от легчайшего прикосновения к лицу. Когда зрение стало более четким, он увидел, что его разглядывает, низко склонившись над ним, молодая женщина-кирининка. От нее пахло лесом и теплом. Мягкие пряди красивых волос лежали по щекам. Он пошевелил губами, но звука не было.
— Не волнуйся, — своим удивительным голосом произнесла она. — Самое страшное позади.
— Самое страшное, — повторил он.
— Ты видел смерть и вернулся.
Несмотря на еще затуманенное сознание, он сообразил, что ноющая боль в боку подтверждает ее правоту. Он пошевелился, чтобы сбросить с себя тяжелые меха. Она, положив на него руку, ласково, но твердо удержала Оризиана. Ясные глаза неотрывно смотрели на него. Он видел, что в этих глазах нет ни малейшего изъяна; ни единого порока в чистом поле, окружавшем крошечные зрачки кольцом блестящего кремния. Глаза Иньюрена не были так прекрасны; все-таки в них было что-то от человека. И тут многое вернулось к Оризиану, слишком многое, чтобы это можно было охватить, привести в порядок и как-то к этому приспособиться. В груди, словно задремавшая птица, встрепенулся страх.
— Где Рот? — спросил он.
— Рот?
— Мой щитник. Он был со мной, когда… когда уложил меня в лодку.
— Большой человек? Он здесь. Он жив.
Она вглядывалась в его лицо и как будто касалась его взглядом. Ему стало неловко.
— Где он?
— Здесь, — повторила она.
— Я хочу его видеть.
Она встала и сразу показалась очень высокой:
— Подожди. Я спрошу.
Оризиан провел рукой по животу. Он был очень пустой: частью от голода, частью от тяжелых и горьких воспоминаний, за которые цеплялся его мозг. На одном из них он на мгновение задержался.
— Фариль, — еле слышно произнес он.
Она уже почти вышла, но обернулась.
— Я не слышала.
— Мне приснился Фариль, — пробормотал он.
— Твой брат.
Оризиан хотел спросить, откуда она знает его брата, но оленья шкура уже опустилась за ее спиной.
Вошел Рот, и Оризиан еле успел скрыть удивление. Его щитник выглядел теперь совсем по-другому. Куда делась его дородность? Лицо похудело. Глаза, перед тем как вспыхнуть при виде Оризиана, были тяжелыми. Когда Рот входил, за его спиной Оризиан заметил неясные фигуры. Незнакомцы остались снаружи.
Рот положил широченную руку на плечо Оризиана.
— Хорошо снова видеть тебя. А то я боялся, — мягко сказал старик.
Оризиан попытался сесть, но Рот слегка придавил его:
— Полежи еще. Не утомляйся.
— Я в порядке, — возразил Оризиан.
— Может быть, может быть, а все-таки ты получил плохую рану, и, наверное, ее лучше пока не тревожить. Кто знает, какой еще вред могли нанести эти вмешавшиеся не в свое дело существа.
Оризиан подцепил пальцем повязку.
— Они сделали мне эту примочку.
— Тогда лучше не любопытствовать, что там, — сморщился Рот.
— Как долго это длилось?
— Семь дней, Оризиан.
— Семь дней? Я думал, два, ну, может, три. Ничего не помню.
— Семь. И большую часть времени в движении. Мы пришли сюда только три дня назад. Они все время не говорили мне, что случилось. Ни разу не дали взглянуть на тебя. Да еще отобрали меч. Мой меч, с которым я не расставался полжизни!
Оризиан только тут заметил синяки, уже почти сошедшие, на щеках и лбу Рота, и тонкую красную линию на переносице. Рана уже начала зарубцовываться. Можно себе представить, как рвался к нему этот человек.
Он сказал:
— Ладно, по крайней мере мы опять вместе.
— Вместе. Только пленники в лагере лесных людей. Я хотел доставить нас в Гласбридж, и, правда, старался, но я не очень хорошо управляюсь с лодкой, и течение было сильное. Они притащили нас в Кар Энгейс. Лесные твари взяли нас почти сразу, как мы высадились. — Лицо щитника исказила гримаса боли. — Прости, Оризиан, что я утащил тебя против твоей воли. У меня не было выбора. Я не хотел, чтобы ты последовал за отцом.
— Ты мой щитник, и ты спас мне жизнь. Разве это забудешь? Я был… да ладно, оставим это. Ты не знаешь, где мы?
— Трудно сказать. Мы шли все время, без остановок. Я бы сказал, мы все еще где-то в Кар Энгейсе. Может быть, на южных склонах Кар Крайгара, но не думаю, что мы прошли всю эту землю.
Оризиан немного подумал:
— И что мы будем делать? — поинтересовался он.
— Подождем, пока ты немного поправишься. Надеюсь, этим существам не придет в голову убить нас раньше, чем нам выпадет шанс удрать.
— Должно быть, это клан Лис, — сказал Оризиан. — Им не за что причинять нам вред. Они не похожи на Белых Сов…
— Мне думается, что в мыслях у лесных тварей не больше человеческого, чем в их глазах. Никогда не доверяй им, Оризиан. Мы здесь должны стоять друг за друга.
Оризиан хотел сказать, что все будет хорошо, что из этого клана отец Иньюрена, но он знал, что для Рота в этом нет разницы. Щитник всю свою жизнь был бойцом на службе Крови Ланнис, и всю жизнь для него было только две звезды, за которыми он следовал неукоснительно: угроза со стороны Кровей Гир с севера и киринины, которых полно в лесах долины. Даже Оризиан, знавший, что Лисы и Белые Совы — не одно и то же, все-таки не мог совсем уж выкинуть из головы рассказы об убитых лесниках и сожженных в своих хижинах семьях.
Вернулась женщина. И в глазах, и в руках Рота сразу появилась напряженность, хотя он даже не повернулся к ней.
Она сказала:
— Хватит разговаривать. Выходите оба.
— Ему нужно отдыхать, — буркнул Рот, все еще избегая смотреть на нее.
К удивлению Оризиана, она рассмеялась таким звучным музыкальным смехом, какого он никогда не слышал. Разве только у Иньюрена. Рот нахмурился.
