реальности заменят другие, и всё встанет на свои места. Но я закончу про Гонтаря, если вы не против.
- Я не против, - хмыкнул Соловьев.
- Этот проектор с ним очень давно. Он менял оправы, но стекла тут действительно старые, сейчас таких почти ни у кого уж и не осталось. Так что, понятно, надевать их без долгой настройки было чревато. Хорошо хоть так обошлось.
- Да-да, мне стыдно, - мрачно отозвался Алексей Андреевич. – Я еще раз прошу прощения.
- Еcли бы это что-то меняло... Ладно. Проектор Гонтаря, кроме регенерации, даст вам еще кое-что. Например, способность «срезать углы» и перемещаться с места на место гораздо быстрее обычного человека. Ну и, в крайнем случае, каждый проектор можно использовать как оружие… но это всё я вам объясню подробно, когда вы сможете его надеть.
- А когда это будет? – сразу же спросил Соловьев.
- Думаю, через час-другой уже сможете. Я начал подстройку, еще когда вы валялись без сознания. Всё, готово, принимайте работу!
Алексей Андреевич поднял голову и снова взглянул в зеркало. Лысый, как бильярдный шар, мужик, угрюмо глянувший оттуда, более всего напоминал бандита из сериала средней руки. Ну хоть не Гэндальф Серый…
- Вот вам веник, - между тем хозяйничал Родионов, - Вот вам совок, и сметайте всю эту радость. И вот вам ножницы.
- Зачем ножницы? – не понял Соловьев.
- На руки свои взгляните, - хмыкнул капитан. – Но это, я надеюсь….так, извините, телефон.
Он бросил машинку на стол и рысью умчался куда-то вглубь дома. Алексей Андреевич тем временем взглянул на свои руки и охнул. Его ногтям мог позавидовать какой-нибудь горный орел.
- Чтобы я еще раз надел эту хреновину! - зарекся бывший охранник, хватая ножницы. – Да еще и по своей воле!
…Когда Родионов вернулся, он уже закончил. Седые космы были аккуратно сметены в мусорное ведро, вместе с двухсантиметровыми обрезками ногтей. На всякий случай Соловьев быстренько осмотрел себя, но никаких других дефектов не обнаружил – наоборот, тело словно высохло и помолодело, одряблевшая кое- где кожа подтянулась. А еще - ощутимо прибыло сил.
Капитан вернулся мрачный и сосредоточенный. Ничего не говоря, достал из-за дивана и поставил на стол рюкзачок с Артефактом.
- Что-то случилось, Илья Валентинович? – насторожился Соловьев.
- Да, не без этого, - не стал скрывать Родионов. – Вы же снимали комнату по Восьмой линии, двадцать шесть, у Шаланиной А.Е.?
- Да, - растерянно подтвердил Алексей Андреевич. – Что-то мне не нравится это «снимали». Уже не снимаю?
- Боюсь, что нет, - сухо отозвался капитан, доставая из кармана ключи. – Ночью в вашу квартиру наведывались. Едем.
Соловьев тяжело вздохнул, подхватывая с дивана свою куртку. Чем дальше, тем больше жизнь напоминала какие-то американские горки с непредсказуемым исходом.
Садясь в машину, он, движимый каким-то неясным предчувствием, взглянул на себя в боковое зеркало. Так и есть – на только что бритой наголо голове уже нахально пробивалась миллиметровая седая щетина.
До самого Питера они молчали.
…Соловьев всё же успел добежать до урны. Марать асфальт любимого города, к тому же, «культурной столицы нашей Родины», содержимым собственного желудка не пришлось.
- Твою трижды бога душу мать… - пробормотал бывший охранник, когда его, наконец, отпустили рвотные позывы. – Да чтобы у тебя хвост отсох, ящерица хренова!
Вокруг царил восхитительно свежий, сладкий воздух. После насквозь пропитанной зловонием гниющего мяса квартиры его хотелось пить, словно божественный нектар. Сколько он там смог продержаться – тридцать секунд? Минуту? Полицейские внутри все как один ходили в респираторах, а вот о них с Родионовым никто не позаботился.
Толком ничего увидеть и не получилось. Вспоротая, будто консервным ножом, железная входная дверь, перевернутая тумбочка, сованная вешалка. Заляпанная кровью домашняя тапочка, сиротливо лежащая посреди коридора. И непереносимый, ужасающий смрад, от которого сам собой выворачивался наизнанку желудок и резало глаза…
Из парадной, хлопнув дверью, вышел мрачный Родионов в темных очках. С рюкзачком он уже не расставался. На секунду Соловьеву показалось, что с лицом, вернее, с носом Ильи Валентиновича что-то пугающе не так – ему почудилось (а почудилось ли?), словно бы ноздрей в этом носу нет совсем. Но тут капитан поднес к лицу руку, снимая очки, и видение разом прекратилось. Всё вместе напоминало ловкий трюк фокусника.
- Это у вас вместо респиратора? – спросил догадливый Алексей Андреевич.
- Что-то вроде, - дернул углом рта капитан. – Восемь их там. Это все?
- Что? – не понял Соловьев.
- Восемь трупов. Это все жильцы?
- Восемь… - глухо повторил Алексей Андреевич. – Много, ч-черт… Дети тоже там есть?
- Да, - кратко уронил Родионов.
Соловьев затейливо выматерился, но память всё же напряг.
- Даже что-то много. Так и так вспоминаю – семеро еще получается, кроме меня.
- Александру Егоровну посчитали?
- Ах да, совсем забыл. И она…тоже?
- Ваша квартирная хозяйка, судя по всему, встретила Нидхёгга первой, - бесстрастно объяснил капитан. – Что-то у них не заладилось, и он принялся всё крушить и убивать всех подряд.
- О покойниках, конечно, «хорошо либо ничего», - пожал плечами Соловьев. - Но характер у Александры Егоровны был склочный до ужаса, она кого хочешь могла довести до состояния «крушить и убивать».
Родионов не ответил, и они некоторое время молчали, глядя на машины полиции и «Скорой», сгрудившиеся у подъезда.
- Что будем делать, Илья Валентинович? – спросил наконец бывший охранник. – Это уже переходит все рамки, по-моему. Пусть ваш «Атлант» вмешается.
- «Атлант» не вмешается, - покачал головой капитан. – Я же говорил, это весьма своеобразная организация. Чтобы они вмешались, люди должны гибнуть тысячами. А если шериф не может справиться с одинокой проекцией в городе, значит, он плохой шериф, и горе этому городу. Нидхёгга я должен поймать своими силами.
- И как вы собираетесь это сделать? – спросил Алексей Андреевич.
- Пойдемте присядем, - вздохнул капитан.
На скамеечке неподалеку Родионов снял рюкзачок с плеча, поставил на колени и вжикнул молнией. Соловьев подавил совершенно детский порыв заглянуть через его руки внутрь. Дождался, пока капитан, не торпясь, вытащит наружу какой-то здоровенный круглый камень. Вернее, не круглый. Это форма называется «вытянутый эллипс», попросту говоря – яйцеобразная…
Так. Вот оно что.
- Это то, что я думаю? – сглотнув, спросил Соловьев.
- Да, - кивнул капитан. – Это драконье яйцо. Возраст – около трехсот тысяч лет. Найдено при бурении шахты «Сибгорнодобыча-4» в вечной мерзлоте.
- И… что? – осторожно поинтересовался Алексей Андреевич. – Что из этого следует?
- Из этого следует, что Нидхёгг не отступится от него ни за какие коврижки, - невесело усмехнулся Родионов. – Там на стене когтями вырезана надпись древнеисландскими рунами, специалисты уже
