накопленными народом, который не умеет писать и читать.
— Так отчего бы вам не записать все эти рецепты, доктор? — спросил Блейк.
Чарли затаил дыхание. Он и сам не раз хотел попросить отца о том же, но боялся, потому что знал, каким будет ответ.
Доктор Гиллс помрачнел.
— Я обещал, что не стану их никому раскрывать, Джек.
— Но почему?
— Потому что… — Тут отец Чарли закашлялся, и пришлось подождать, пока он смог восстановить дыхание. — Потому что это
Чарли подумал, что Блейк не понимает, не может понять смысла сказанных слов, поскольку финал истории ему неизвестен. Доктор Гиллс никогда никому не рассказывал о том, как в одну дождливую октябрьскую ночь у его дверей обнаружился умирающий индеец, чьи раны пришлось обрабатывать и перевязывать до самого утра. Лишь при свете дня, когда самое трудное было позади, доктор и сам Чарли, вызвавшийся помогать отцу, заметили, что их пациент из племени ямаси.
Потом пришли те, кого отец Чарли считал друзьями. И от друзей он получил подарок — стрелу, пробившую легкое…
Если бы не эта стрела и не то, что их дом сгорел первым, семье доктора Гиллса не поздоровилось бы. Уцелевшие жители Оукхилла, пытавшиеся разобраться в случившемся, первым делом вспомнили о том, что он водил дружбу с краснокожими. Со дня резни в Покоталиго прошло уже почти два года, беженцы потихоньку возвращались и отстраивали заново разрушенные дома, не забывая об укреплениях; всем казалось, что война закончена, — тем неожиданнее было вновь очутиться между двумя враждебными племенами. Слишком многие говорили, пусть и не в полный голос, что именно доктор Гиллс привлек к поселку внимание индейцев: если бы не он, дикари держались бы, по своему обыкновению, особняком и умирающий ямаси не явился бы в Оукхилл.
— Я не имею права, — сказал Эдвард Гиллс без тени сомнения. — Я не предам их.
— Предательство? — Джек Блейк сидел к Чарли спиной, но по его вновь изменившемуся голосу парнишка ощутил, что это слово скрывает некую историю — не менее интересную и запутанную, чем та, которую только что рассказал доктор Гиллс. — Да, пожалуй, я вас очень хорошо понимаю, доктор. Хотя не знаю, как поступил бы сам на вашем месте. Эй, Чарли, ты так и будешь стоять на пороге?
— Извините, — стушевался Чарли, краснея. — Я не хотел мешать.
— Ты ничего подозрительного на улице не видел?
— Нет…
— Плохо, юнга, ты невнимателен. За вашим домом следят.
— Простите, я…
— Ничего не говори. — Тут Чарли понял, что их гость все-таки захмелел. — Я бы предложил тебе выпить, юнга, но твой отец возражает. И правильно делает, кстати говоря. Ром — это страшное зло. От рома теряешь голову, и какой-нибудь проныра, которого ты едва знаешь, кажется тебе закадычным приятелем. Глоток-другой, и ты уже любишь его всем сердцем, жалеешь. Я не о вас, доктор, не подумайте чего-нибудь этакого… — Блейк тряхнул бутылку и скривился, убедившись, что она пуста. — Парень, ступай- ка ты баиньки, пока я не послал тебя в «Фальконер» за добавкой.
И Чарли действительно ощутил, как веки у него слипаются от усталости — такой сильной, что даже путь до стоявшей в углу комнаты кровати показался необычайно длинным. День сегодняшний, полный волнений и тревог, подошел к концу, однако день завтрашний обещал новые испытания.
Как же Блейк намеревается выдать себя за врача?
И зачем ему нужен этот маскарад?
Тайна. Чарли всегда любил тайны.
«Я должен узнать, что произойдет дальше…» — думал он, погружаясь в дремоту.
Если бы мистер Гиллс увидел выражение лица Чарли, он запретил бы сыну на следующее утро выходить из дома или даже запер бы его в соседней комнате. Но доктор был слишком увлечен беседой с Блейком, к тому же ром погрузил его в состояние блаженной расслабленности, о которой последние несколько месяцев не приходилось даже мечтать.
Проснулся Чарли из-за того, что кто-то тряс его за плечи.
— Вставай, парень. Пираты уже ждут доктора Гиллса. Все спят, а я не вор, чтобы уходить, не попрощавшись с хозяевами такого гостеприимного дома. Эй! Хватит дрыхнуть!
За словами последовал довольно чувствительный тычок под ребра.
Юноша с трудом открыл глаза и увидел… незнакомца.
В старом парике, который доктор Гиллс не надевал уже несколько месяцев, и в темно-коричневом сюртуке, застегнутом на все пуговицы, Блейк выглядел совсем другим человеком. Преображение довершали очки, которые моряк нацепил на нос, — оставалось лишь гадать, где он их нашел, поскольку доктор Гиллс на зрение никогда не жаловался и в очках не нуждался, — и чопорное выражение лица, какое Чарли видел всякий раз, встречая в городе мистера Тревора.
Увидев замешательство парнишки, Блейк улыбнулся и на миг сбросил маску.
— Что скажешь?
— Я не узнаю вас, сударь!
— Отлично, — удовлетворенно кивнул моряк и дернул подбородком, указывая на доктора Гиллса, который спал на кровати своего младшего сына и просыпаться не собирался. Его лицо было спокойным; Чарли не видел отца таким уже давно. — Не хочу его будить, — сказал Блейк. — Твой отец — очень мудрый и достойный человек, и жаль, что судьба так несправедлива к нему… ко всей вашей семье. Если мне удастся восстановить справедливость, я помогу вам вернуться к той жизни, какую вы заслуживаете.
— Правда?
— Даю слово, — подтвердил Блейк, и тут Чарли, ощутив легкое разочарование, пробормотал:
— Слово авантюриста…
Моряк покачал головой.
— Нет, юнга. Слово честного человека, которому просто не повезло. — Блейк протянул руку, и Чарли пожал ее с опаской. Моряк хмыкнул, словно желая съязвить по поводу его трусости, но промолчал и лишь спустя несколько мгновений продолжил: — Что ж, пора прощаться.
— Погодите! — Чарли вспомнил, что за идея пришла ему в голову вчера вечером, перед сном, и понял, что если ее и можно воплотить в жизнь, то только сейчас. — Позвольте мне сопровождать вас, мистер Блейк!
— Что? — удивился моряк. — Зачем?
— У каждого уважающего себе доктора обязательно есть слуга или помощник, — сказал Чарли. — Я… вообще-то я часто помогал отцу. Могу и сейчас сыграть эту роль.
Блейк задумался.
— Да, пожалуй, ты прав. — Что-то странное почудилось Чарли в его тоне — моряк как будто недоговаривал. — Но не все так просто. Вчера они, похоже, сделали выводы сами — раз лекарь пьет, слуга уходит от него и идет работать в трактир… Или не слуга? Кем ты будешь? Не сыном, это точно, мы с тобой не похожи.
Действительно, у круглолицего, светловолосого Чарли не было ничего общего с худощавым и высоким Блейком, чье лицо состояло из резких линий и острых углов; к тому же разница в возрасте могла показаться кому-то недостаточно большой для отца и сына.
— Я могу сойти за… племянника, — предложил Чарли.
И Блейк одобрительно кивнул:
— Пойдет. Простому слуге может не поздоровиться, а вот родственника они тронуть побоятся. Ну что ж, пошли, мой дорогой племянник! Нас ждет пациент… Очень, очень важная персона.
Напоследок Чарли ощутил укол совести. «Это ненадолго! — сказал он сам себе, мельком глянув сначала на спящего отца, а потом — на дверь в комнату, где спали матушка и брат. — Я вернусь и все им объясню…»
