ОФИЦЕРСКИЙ РОМАНС
Песни русского воинства
ПЛЕННИКИ ЧЕСТИ, ХРАНИТЕЛИ ВЕРЫ
Там распри кровные решают
Дипломатическим умом,
Там пушки новые мешают
Сойтись лицом к лицу с врагом.
Неисповедимы пути песни. Вечно она ведет себя не так, как вроде бы должна вести, как от нее ожидают по обыденной логике. То вдруг расцветает, прорывается всей духовной мощью, когда, кажется, не до песен, как, скажем, во время войны. То, когда для нее вроде бы приходит время, вдруг сникает. В этом, видимо, и состоит уникальное свойство песен быть безотносительным, безусловным показателем состояния человеческого духа, а не просто отражать внешне события, в которые волей судьбы попадает человек. Впрочем, это свойство действительно художественного творчества вообще.
И вот теперь, когда все самые страшные слова о происходящем в России уже сказаны, многими так и оставшиеся не расслышанными, когда события вовсе не по объективной неизбежности закручиваются непредсказуемо, песня как будто должна была бы превратиться в призыв, даже в крик, предупреждающий людей о грозящей опасности, она же все чаще приобретает формы спокойные, лирические, принимает приметы романса. Вроде бы алогично, если видеть в песне, вообще в художественном творчестве лишь явление социальное, а не духовное. Здесь я не имею в виду истеричные, беспричинные и беспомощные эстрадные поделки.
В этом песенном море с особой силой и вроде бы неожиданно зазвучала воинская песня, для русского песенного творчества традиционная, и, что особенно примечательно, такой несколько экзотический жанр, как офицерский романс. Конечно, этому есть свои социальные и духовные причины. Есть здесь, безусловно, и протест против бесцеремонно навязываемого нам унифицированного, наднационального, революционного по своей природе мышления, затягивающего в свои губительные сети все большее число людей. Может быть, так восстанавливается духовная преемственность русского воинства. Думается, что теперь именно через офицерский романс песня ищет и находит духовное родство нынешней армии с воинством России, имеющим глубокие традиции.
При этом я имею в виду воинскую песню не вообще в ее стереотипном понимании, не то песенное море строевых, маршевых, исторических песен, покоящихся в старых сборниках, но прежде всего песню лирическую, затрагивающую не только социальные аспекты жизни, но и ее духовные основы, песню, продолжающую жить и сегодня.
А потому в первый раздел сборника вошли тексты известных песен и романсов на стихи русских поэтов от Дениса Давыдова, Михаила Лермонтова до Алексея Жемчужникова. Критерий отбора был не только тематический. Главное состояло не в том, чтобы формально соблюсти избранную тему, но по возможности отобрать именно те песни и романсы, которые поются и сегодня, которые удерживаются общественным сознанием.
Может возникнуть вопрос: а надо ли переиздавать песни, коль они известны? Это надо делать постоянно, ибо только так песня удерживается в сознании и душах новых поколений. Кроме того это форма защиты песни. Ведь классика сохраняется не сама по себе, вроде бы созданная на все времена, но звучит или молчит в зависимости от нашего духовного состояния. О том, почему и от кого следует защищать песню, проиллюстрирую на одном примере, чрезвычайно характерном. Как-то в кубанской газете «Человек труда» (№ 22, 2000) некто Владимир Бойко предложил новый, конечно же «улучшенный», текст знаменитого романса «Гори, гори, моя звезда…». Признавая, что этот романс «давно стал жемчужиной русской национальной культуры», автор вместе с тем отыскал в тексте «не очень удачные словосочетания», «огрехи» и предложил создать песенный вариант романса, свободного от указанных «недостатков». Примечательно, что «недостатки» усмотрены в самых совершенных строках.
предлагается петь так:
Такое «усовершенствование» продиктовано, конечно же, поэтической нечуткостью, непониманием того, что поэзия непереложима на язык обыденной логики и ничем не заменима, и только при этом условии она выполняет свое предназначение духовного просветления людей. К этому стоит добавить, что непонимание поэзии граничит с непониманием жизни вообще, духовной природы человека. Кроме того, тут сказалась и нечуткость к тому, как песня живет в народном самосознании. Она не приспосабливается к каждой новой эпохе, но в неизменном виде входит в нее, находя отклик в душах, и, может быть, уже не тот, какой она находила в поколениях предшествующих. Но именно в своей неизменности она продолжает жить. И потом, если каждое новое поколение будет столь самонадеянно и легкомысленно «исправлять», конечно же из лучших побуждений, лучшие образцы пашей национальной культуры, от нее камня на камне может не остаться…
Но есть ли у нас основания из обширного современного песенного творчества выделять именно такой жанр? — слышу недоуменный вопрос строгих и бесстрастных классификаторов. И с их требованием строгой научности невозможно было бы не согласиться, если бы в наши дни мы не ощущали невероятного всплеска воинской песни, которую и определяем как офицерский романс, если бы эта песня не была бы столь популярной, если бы, наконец, в России снова не гремело оружие, если бы из каких-то невероятных глубин
