подняться и приветствовать, а тут словно не увидел Одиссея, хотя очень любил Рыжего. Затуманенный взор наставника что-то искал в морской дали.
— Там земли Этолии…
— Я помню. Но смотрю не на Элладу, а дальше.
— Где твоя земля?
Маленьким Одиссей задавал такой вопрос Полифрону, но тот всегда просто делал взмах рукой на юго-восток:
— Там… далеко… за морем.
Теперь ответил похоже:
— Далеко…
— Хочешь, я отвезу тебя в Баб-Или?
И такой вопрос задавал маленький Одиссей, но Полифрон отшучивался. Если честно, он мог уплыть с кем-то из торговцев, его с удовольствием забрали бы. К тому же Лаэрт давно освободил Полифрона, потому что наставник несколько раз спасал жизнь беспокойному Лаэртиду, когда тот куда-то проваливался или тонул. Но Полифрон был слишком привязан к своему воспитаннику, ставшему за два десятка лет взрослым мужчиной.
На сей раз раб вдруг вскинул на молодого хозяина затуманенные глаза и тихо ответил:
— Только до Родоса или Кеми, дальше я сам…
— Я ухожу послезавтра.
— Я успею попрощаться с Евмеем…
— Пойдем вместе, — рассмеялся Одиссей. Он тоже каждый раз поднимался на Аретусу, чтобы посидеть у костра со свинопасом, это был своего рода ритуал перед отплытием.
Он действительно довез Полифрона до Кеми и отпустил.
— У тебя есть дом?
— Был… Меня ждут…
— Столько лет? Ты же двадцать лет жил на Итаке.
— Ждут. Если обещал вернуться, обязательно ждут, сколько бы лет ни прошло.
— Я не умею прощаться. Уходи тихо…
Сколько раз он потом ругал себя за эти слова!.. Полифрон кивнул.
Он действительно скользнул с корабля тихо.
Одиссей обернулся на шум и вздрогнул. Время стало тягучим, словно в дурном сне, когда ты кричишь, но тебя не слышат, бежишь и не можешь сделать даже шаг, не можешь догнать, остановить…
Он не смог, не успел остановить людей Паламеда, решивших, что раб удрал с корабля Лаэртида. Полифрон сопротивлялся отчаянно. Когда Одиссей все же оказался рядом, диким рыком заставив замереть людей Паламеда, наставник был еще жив, но смотрел на мир уже одним глазом и едва дышал.
— Не мсти за меня… не стоит… И обязательно возвращайся, если обещал…
Душа Полифрона покинула его тело.
Сзади раздался голос Паламеда:
— Мои люди были неловки, они убили твоего беглого раба. Я готов заплатить его стоимость…
Одиссей выпрямился с телом Полифрона на руках.
— Это мой наставник.
Глаза Паламеда сверкнули насмешкой:
— Твой наставник раб?
— Я тебя убью.
Сын Навплия даже отшатнулся, столько ненависти во взгляде Одиссея. Не будь у него на руках безжизненного тела Полифрона, Лаэртид взялся бы за меч немедленно.
Рядом словно ниоткуда возник друг Одиссея Антифат.
— Бывают рабы благородней и лучше свободных.
Паламед проглотил оскорбление, тем более к ним уже бежали стражники порта.
В Кеми не слишком жаловали разборки на берегу. Вот выходите в море, там и режьте друг дружке горло. Вернее, начало свар приветствовалось, потому что сцепившихся просто забирали в местную тюрьму, а к тому времени, когда за них доставляли большой выкуп, ни кораблей, ни товаров обычно не находилось, все исчезало без следа. Выгодное дело, потому и не пропускали ни одной стычки.
Но заступить путь Одиссею не посмел никто, Лаэртид донес тело Полифрона на корабль, и они тут же снялись с якоря.
Полифрону устроили погребальный костер на берегу Родоса. Одиссей вдруг сообразил, что даже не знает его настоящего имени, Полифроном — «Многоумным» — раба назвали на Итаке за всезнайство, казалось, в мире не существовало вопроса, на который Полифрон не смог бы дать исчерпывающий ответ.
— Он обещал вернуться и не сдержал обещание…
Одиссей не подозревал, что его самого тоже ждет двадцатилетнее скитание и только данное обещание заставит вернуться домой…
— Куда на сей раз? — Как ни пыталась Антиклея скрыть беспокойство, оно все же сквозило в голосе.
— Куда приведет попутный ветер, — беззаботно пожал плечами сын.
— Как может быть попутным ветер для человека, который сам не знает, куда направляется?
— Для меня все ветра попутные.
Одиссей лгал, он отправлялся в Арголиду, вернее, в Спарту. Царь Спарты Тиндарей решил выдать замуж и младшую дочь, считавшуюся самой красивой женщиной на Земле, а потому в Спарте собирались женихи.
Глупость? Конечно, Одиссей в том возрасте, когда пора обзаводиться семьей, сколько можно мотаться по морям и грабить побережье? Да, один его дед был знаменитым вором, а второй не менее знаменитым пиратом, и сам Лаэрт до женитьбы пиратствовал, наводя ужас на дальние острова Великой Зелени. А когда женился и у них родился Одиссей, вдруг словно отрезало: превратился Лаэрт-Пират в Лаэрта-Садовника. Старые приятели не узнавали своего боевого товарища с тяпкой вместо меча в руках.
Неужели это же произойдет и с Одиссеем? Может, потому Погубитель Городов так тянул со своей женитьбой, словно боясь осесть на Итаке? Ему-то чем заниматься? Одиссея в сад даже ради урожая не загонишь, да никто и представить не мог Рыжего не на палубе, а в саду.
Так с чего бы вдруг в Спарту торопиться, да еще и тайно? Вернее, уходил в море не тайно, но цель скрывал.
Просто в Спарту позвал всех Диомед — молодой царь Аргоса, а по зову Диомеда Одиссей был готов отправиться хоть в Аид, правда, с условием, что вернется. С Диомедом он подружился раз и навсегда, почувствовав в нем наставника и друга с первого взгляда, хотя был Диомед лишь чуть старше самого Одиссея.
Антиклея смотрела вслед его старенькому кораблю, пока тот не скрылся за мысом.
— В Арголиду отправился…
— В Лаконию. В Спарту, — кивнул Лаэрт. — Там ведь великое сватовство будет.
— Что?! Ты знал и молчал?!
— А чего болтать? Не захотел говорить, значит, ни к чему и болтать.
— Кого сватают?
— Елену, дочь Тиндарея.
— А наш куда со своим сватовством?
— Вместе со всеми…
Сватовство. Пенелопа
По всей Элладе вдруг прокатило: дочь Зевса Елену, названную самой красивой женщиной земли, ее
