Наконец-то.
Лепнина на потолке пошла хороводом... Уже веселей...
В моей фамильной библиотеке, по периметру, идут полки, расположенные выше стеллажей: они предназначены для газет. Газеты начал собирать еще мой отец. Здесь скопились внушительные подшивки «The Times», стопки «The Sunday Times» – и множество разной прочей накипи на бульоне дней, годной назавтра же разве что для recycling. В целом – сотни пудов бумаги за целые десятилетия.
Это было что-то вроде нервного тика: отец смертельно боялся их выбрасывать. Возможно, ему казалось, что, когда почва затеется ускользнуть у него из-под ног окончательно, он успеет найти спасительное средство в том или ином газетном разделе. Он так и не понял, до последнего своего мгновения, что почва у него из-под ног ушла давным-давно и притом безвозвратно – одновременно с женой, рассудком и желанием жить. Последнее, что хранило ему верность до самой его смерти, был страх.
Сейчас я подвину лестницу чуть вправо, вон к той полке, и залезу под потолок. (Да уж, recycling! Отец оставил тебе, Эдди, своеобразное наследство – и вот... и вот ты, наконец, делаешь малодушную попытку им воспользоваться.) Сейчас полезу на потолок. Есть в этом действии нечто двусмысленное... Словно я претендую на лестницу Иакова... Да уж, Иаков! Вернее вот что: словно я, допившись до белой горячки, вообразил себя мухой...
О, если бы лесенка исчезла! Но нет: она стоит здесь, прямо передо мной, тоже доставшаяся мне от отца. Ей нет износу. Видимо, она переживет и меня. Хорошо, у меня нет детей, которых пережил бы этот ничтожный предмет!
Медленно лезу к потолку: розовотелое отравленное насекомое.
Выше... выше... еще выше...
Оставим за скобками кашель, чиханье и прочие рефлекторные реакции нутра, пытающегося защитить себя от превращенного в пыль прошлого. О, если бы так же рьяно чихать могла и душа! О, если бы она могла так же зверски-азартно кашлять! Если бы могла душа – вот так же, в случае необходимости – очищать альвеолы свои от тяжкого праха памяти – и так же, рефлекторно, вбирать в себя свежий, молодой воздух!
Но – увы. Как говорил отец,
Итак, если верить газетам: на горнолыжном курорте Майрхофен, Австрия, в период с 20 по 29 декабря 19... года действительно стояла температура в пределах от –10° до –12° Цельсия. Температура же около ноля градусов... Температура же около ноля градусов Цельсия... в означенный период наблюдалась... таковая наблюдалась... лишь в центральной Финляндии.
Ну?
Ну и что?
И что это значит?..
Не пей больше, Эдгар.
Стоп!..
Не пить – тщетно.
Мозг работает четко, как стеклорез.
Да, мой мозг – это алмазный стеклорез. Я ничуть не пьян!
И этот мозг отстраненно отмечает: забавен пьяный, абсолютно голый джентльмен, который воинственно нацепил очки (точно его только что обокрали) – и, с умным видом, переключается на сугубо бумажную работу.
Двадцать три часа сорок девять минут.
Еще смешней: голый, абсолютно голый джентльмен снует вверх-вниз по передвижной лестнице.
Стороннему наблюдателю (которым является сам голый джентльмен) сразу становится ясным, что это снование туда-сюда – хорошо продуманный кем-то вид наказания. Не адского, но... «Орля» Мопассана читали? Я читал в подлиннике... Мне кажется – именно я написал эту штуковину...
Летят с полок папки – счета... страховки... контракты... вырезки из газет... Навел порядок, ничего не скажешь... Вот они, счета за телефон... Вот распечатки междугородных разговоров... Никогда в них не заглядывал, просто оплачивал... Лондон, Лондон. Манчестер, вот Норидж, там в последние годы живет мой приятель по колледжу... Ливерпуль, в связи с рекламой стирального порошка... Эдинбург, там у нее сестра... Снова Норидж... Руки мои дрожат, ходят ходуном, выплясывают, как у паркинсоника с солидным клиническим стажем... Снова Лондон, Лондон, Эдинбург, Ливерпуль... Вот он! Вот! Международный код: 00358... Снова... И здесь... Вот, здесь... Снова... И номер, номер...
Всё тот же?
Да. Тот же.
Наиболее здесь частый.
Так. Где это? Какая страна?
