Я бросаюсь к телефонной книге. Потолок ускоряет вращение... Не смотреть вверх... Ускоряет вращение пол... ускоряются стены... полки... И, едва я успеваю прочесть против кода 00358 слово «FINLAND», как отчетливо слышу: во входной двери поворачивается ключ.
Глава 7
Финал, каким я его помню
Далее, насколько я помню, речь шла о том, что по телефонному номеру Эдгар вычислил любовника Арланы. Им оказался бельгиец-педофил, скрывавшийся в финском лесу.
Арлана была без ума от этого серийного насильника светловолосых, арийского вида, мальчуганов, который в конце концов попадает (не без помощи Эдгара) в законные лапы Интерпола.
Однако эта линия, призванная поддержать аппетит у тех читателей, которые были в свое время зачаты
И, подобно тому, как за спиной слабовольного, хотя и напыщенного правителя обычно скрывается серый кардинал, или многомудрый и хитрый визирь, или ученый иудей, или пронырливый фаворит венценосной супруги – вообще тот или иной кукловод, – так и в этом романе главенствующей, хотя и словно бы закулисной, являлась совсем иная линия.
Эта линия касалась того, что Эдгар понимает: он прожил жизнь не с тем человеком, за которого принимал Арлану. Его любовница, его любовь имеет двойственный облик Арлетты-Аннабел – облик оборотня, одновременно проживающего, как минимум, две жизни.
И Эдгар убивает это существо.
Но делает он это по-хитрому. Будучи связанным с медициной, обманутый индивид состряпывает сложносоставной яд, основное действие которого направлено на замедление биохимических реакций, протекающих в тканях тела. В том числе в тканях мертвого тела.
То есть: данный яд снижает скорость как синтеза, так и распада.
Яд замедляет течение самого времени.
Труп Арлетты-Аннабел, доставленный к корифеям судебной медицины, выглядит свежим. Ну, насколько свежим может выглядеть труп. Экспертиза устанавливает, что смерть наступила, самое большее, двенадцать часов назад.
Между тем Арлетта-Аннабел отравлена в рождественскую ночь (о чем знает лишь Эдгар), а на момент обнаружения трупа, когда в дело идут запоздалые пробирки и микроскопы Фемиды, на календаре стоит уже третье января.
Но как поживает он сам, страдалец-дантист? В его распоряжении – алмазное десятидневное алиби: длящийся с Рождества визит к заграничному коллеге.
То есть дельце сходит Эдгару с рук. Одного только я не помню – оканчивает ли он суицидом – или продолжает существовать с чувством честно исполненной мести? ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ТАЙНАЯ ЛЕСТНИЦА
Саламандра, или дух огня, живет в разжиженном тонкоматериальном эфире – невидимом огненном элементе природы. Без участия саламандры не может существовать материальный огонь. Без саламандры не горит даже спичка.
В философских книгах эпохи Ренессанса саламандру называют также «вулканической»: это означает, что от нее происходит смешанное существо, именуемое
My Wildest Dream
С того возраста, когда человек, как и всякое животное, осознаёт свое непоправимое одиночество, у меня, тем не менее (а может, именно поэтому), появилась мечта, абсолютно несовместимая с трезвым рассудком. Впрочем, на то она и мечта. Кроме того: чем несовместимей вымысел с так называемым здравомыслием, тем он, разумеется, совершенней.
Кстати сказать, в ряду ошеломляюще заземленных желаний, исполнившихся (или не исполнившихся) у людей всемирно известных, – желаний, о которых мне доводилось читать, – моя мечта, возможно, не выглядит такой уж экстравагантной.
К примеру, возьмем актрису, при жизни сведшую с ума три поколения. Она была парвеню из самых низов – и вот, еще в низах пребывая, буквально грезила наяву, что у нее «когда-нибудь» окажется несметное количество обуви. (Почему-то именно обуви – не одежды.) Эта обувь, аккуратно выстроенная парочками, должна была слиться в одну волшебную линию вдоль длинного-длинного коридора – во дворце или, на худой конец, в замке.
Она этого достигла. Коридор, кстати сказать, длиной своей даже превзошел ее грезы.
Другой мечтатель – бизнесмен, сын состоятельных родителей, – с младых ногтей был пестуем таким образом, что во время трапезы всенепременно обязан был локтями прижимать к туловищу, с каждой стороны, по увесистому тому древнеримских философов (имел значение именно вес фолиантов, а вовсе не их содержание; просто других книг – той же весовой категории – в палаццо не было). Чтобы приучить наследника держать локти прижатыми к туловищу (в процессе филигранного препарирования им двух чахлых травинок, сиротеющих по центру большой, как искусственный пруд, тарелки), его, в случае неудачи, немедленно били по голове, то есть, коль слышался страшный треск рухнувшего на пол увесистого тома – раздавался ответный треск: тем же увесистым томом родители незамедлительно шарахали по башке свое кровное, только что мирно трапезничавшее дитя. (Знали бы стоики и эпикурейцы, авторы фолианта, об этой узко-утилитарной миссии своих дерзновенных мыслей!) Да-да, родители именно что шарахали по башке свое чадо – по той же самой башке, которой он только что изо всех сил пытался
Так вот, этот человек мечтал хоть раз – один-единственный раз! – сожрать миску спагетти руками, а лучше – целое корыто спагетти – притом стоя на четвереньках, чавкая, давясь, затискивая клубки длинных, капающих соусом червей в самую глотку, влезая по уши в самую гущу их кишения, хрюкая, как свинья,