Дань саламандре

что!..

горизонт без предела

очень страшно смотреть

я так быстро летела

что впору сгореть

и какое мне дело

где обух, где плеть

на любовь не подсела

подсела на смерть

...Вот как возьмешься делать ревизию своим, по выражению галлов, sexuels partenaires... О, Езус! Оснастка (назовем это так) использованных мной – и использовавших меня – моих гендерных антиподов – одноразовых, двух- трехразовых, многоразовых «яней» – эта оснастка, суммируясь, образует длинный-длинный-предлинный, необозримый шампур... Шампур-кошмар... Такой, как от Глазго до Мельбурна...

Им, этим шампуром, регулярно протыкалось розовое мое тело... На него нанизывалась нежная, ранимая моя плоть – тупо подчиняясь не понятной мне, не ведомой мне воле. Слепо и ревностно, словно желая выслужиться, плоть выполняла беззвучные команды – жадно и зло, жадно и зло, жадно и зло, жадно и зло. (А также: сонно, азартно, равнодушно, яро, с полным пофигизмом, привычно, через пень-колоду, машинально, рассеянно, со страху, на спор, спьяну. Ну и так далее.)

Тело. Давно разведённое с моим Я, – тело-зомби.

Тело. Состоявшее когда-то с моим Я в семиюродном, что ли, но всё же родстве – впрочем, в родстве весьма подозрительном. Даже, скажем прямо, в сомнительном.

Дантист (мне): ваш нижний клык слева... Я (про себя): мой?.. мой клык?.. Какое отношение клык (бр-р-р!) и всё остальное – там, во рту, в потрохах нутра, – имеет к тому, что есть Я?

В юности такой дивергенции, конечно, не наблюдалось.

Поэтому, хотя бы и мазохизма ради, задам себе риторический вопрос: сколько же их прошло сквозь меня – шампур-составляющих единиц?

О, Езус Мария!

Дюжины футбольных команд... Ни лиц, ни имён... Лишь номера да трусы...

Медленно разворачиваются плоскости футбольных полей...

Поля кишат юркими, неутомимыми, неукротимыми в своей тупости головастиками... Игроки, в рьяной слепоте своей, устремлены за одиноким и беззащитным мячиком яйцеклетки... О, Езус! Зачем всё это было мне нужно?

Мой любимейший друг мне нынче сказал, что головастики и яйцеклетки – это обычные паразиты (в данном случае – эндопаразиты), которые, для своего размножения, человеков запросто «юзают». Человечьи тела им нужны позарез – вот как блохам (эктопаразитам) тоже нужны тела. Короче, яичкам и головастикам, для их размножения, подходят любые живые тела.

Трое-четверо «гендерно противоположных» были мне действительно дороги. Остальные же... Воистину превратные представления о гигиене – и неумение вести себя в обществе. Фраза не покажется такой уж «странной», если учесть, что написал ее интеллектуал-англичанин, к тому же – из прошлых времен. (На обывателя цитата действует воистину нервно-паралитически. Кавычки или курсив делают любую сентенцию если и не легитимной, то хотя бы достойной дискуссии, а не просто рогатины или ржавой заточки.)

Итак: неужели нельзя было как-нибудь всего этого избежать? Ну, как-нибудь? Ведь удавалось же иногда приговоренным избегать казни? Ведь бывали же на свете прекрасные девственницы? В том числе великие – воительницы, властительницы, обладательницы магических миссий? Ведь их опыт невовлеченности – разве он менее ценен, значим, волшебен, красив, чем, скажем, опыт божественных откровений или эмпирический выход человеческого существа в открытый космос?

Так нет же! Надо же было мне вляпаться в эту общепитовскую мясную окрошку! В которой даже мухи от скуки дохнут – наравне со мной, наравне со мной, наравне со мной!..

О, Езус!

Противоположные мне по гендеру – и всему прочему – sexuels partenaires... Мои бедные «яни»... Мои недотёпы...

Зачем они все так яростно бились-колотились в меня – словно прорывались к своему личному бессмертию? (Или, может быть, к моему?)

Зачем так страстно, так жестоко меня долбили, словно желая выбить из меня какие-то эзотерические показания: секрет вечной молодости, конечную истину?

Зачем все они – все, все как один – маниакально стремились забить гол в мои наивные, легковерные воротца? Разве гол когда-либо выравнивал счет между всеми ними? Впрочем, отчасти – да. Но выравнивал ли он счет между ними – и мной? Давал кому-либо из них преимущества в четвертьфинале? Приближал к какому-то кубку? (Да и что это был бы за кубок, господи боже ты мой! Чаша Грааля?)

Зачем мне следовало (в процессе приближения мяча к воротам) рукоплескать, рычать, визжать, выкрикивать дикарские поощрения?

Зачем они приносили мне небольшие желтоватые хризантемы, похожие на синтетические щетки для мытья бутылок из-под кефира?

Зачем они, воя, рыча, смешно скрежеща зубами, били-забивали свои незатейливые сваи в разверстую, в плачущую мою рану?

Что именно они, так тупо и маниакально, пытались из кровохлещущей раны моей вычерпнуть?

И что конкретно они мечтали на сваях тех, черт побери, возвести?! (Вот это – мой главный вопрос.) Какие такие храмы?!

И вот еще что: зачем они поливали мне бедра, живот, грудь, лицо этим гнойно-желтоватым клеем? Они что, полагали приклеить меня к себе? Ну, хотя бы на время? Или себя – ко мне? Склеить нас, двух (трех, четырех и т. д.) кукол- марионеток – нутро-к-нутру? А разве это возможно проделать клеем «Sex-Момент»? Он даже и кожу-то не склеит!.. А фибры души не берет напрочь... О, Езус!..

В разломах земной коры,

В разломах тверди небесной,

Пылая, горят костры

Из грешной плоти телесной.

В провалы черных озер

Бурлящий валится деготь,

И ангелов сводный хор

Стирает с личиков