играли в карты…
— Была бы кишка немного короче, на портрете она получилась бы красивей…
На своём веку я его раз наблюдал, как два человека, разговаривая, всё время перебивают друг друга, и при этом каждый стремится высказаться первым. Да, сто раз, причём девяносто восемь раз, за исключением, следовательно, всего двух случаев, — в Национальном депутатском собрании. Разговор между Абисогомом-агой и Мануком-агой был, таким образом, уже сто первым подобным случаем, и меня подмывало сказать им обоим: «Да не прерывайте же вы друг друга, чёрт вас побери!» Но поскольку эти мои слова обычно причиняют людям обиду, я решил держать нейтралитет и молча дожидаться конца словопрения, которое в Национальном депутатском собрании почти всегда завершается потасовкой…
— Вы правы, — сказал Манук-ага, — наргиле с короткой кишкой выглядят куда приличней… Но люди… Да, я хочу сказать, что люди, которых мы выбираем, непременно должны быть хорошими.»
— А ты в них разбираешься?
— Я-то разбираюсь, но ведь этого мало, выбирают же голосованием.
— Голосованием?
— Да, согласно конституции выбирают голосованием.
— Что ты несёшь, братец? Значит, без этого твоего голосования ты не сможешь выбрать мне наргиле?
— Мы говорим о выборах в квартальный совет.
— Откуда ты выкопал этот совет?.. Речь шла о наргиле!
— Не сердитесь, Абисогом-ага, пусть будет по-вашему.
— Чего мне сердиться? Да ты что!.. Завтра же пойдём купим с тобой одну штуку — и всё.
— Ладно, купим.
В этот момент дверь приоткрылась, и в отверстии показалась голова женщины.
Звали эту женщину Шушан, и была она свахой. Мастерица женить и выдавать замуж, она находила для лиц мужского пола невест, а для лиц женского пола — женихов и, соединив их брачными узами, получала причитающуюся ей за труды плату. Налаживала иногда и бракоразводные дела, и опять же, понятно, не без корысти.
Шушан тридцать шесть лет, если спросить её, а если спросить меня, имеющего обыкновение к названному женщиной количеству её лет прибавлять десяток, то сорок шесть. Лицо длинное, почти чёрное, усеяно оспинами; добрую половину физиономии составляет челюсть, над которой выдаётся большой, довольно сложной конфигурации нос; глаза маленькие, чёрные, непрерывно бегают по сторонам; лоб — шириной в два пальца.
Госпожа Шушан просунулась с дверь и, войдя в комнату, сказала:
— Если разговор у вас секретный, я выйду.
— Нет, — ответил Манук-ага, — разговор о квартальном совете.
— Да провались он к чёрту, ваш квартальный совет! — неожиданно вспыхнула госпожа Шушан и, с достоинством повернув голову в сторону Абисогома-аги, сделала несколько шажков вперёд и села в кресло.
— Милости просим, сударыня, — сказал Манук-ага.
— Рада видеть вас… Поздравляю вас с приездом, Абисогом-ага! Как нашли вы наш город? Поглядели уж, понравился он вам?
— Понравился, очень хороший.
— Неспроста, наверно, в этих краях оказались? — спросил Манук-ага. — Опять обручение чьё-то? Или нет?
— Пришла в соседний дом, дай, думаю, и к благоверной Манука-аги забегу… Дочь госпожи Антарам за сына вашего соседа выдать хочу, дело было почти что устроено, однако госпожа Марта, которая хотела б, чтобы он женился на её дочери, наговорила парню на дочку госпожи Антарам, тот и охладел малость… Вот я и пришла поговорить, убедить мальчишку, но не застала его, придётся мне и завтра прийти.
— Может, вы и для нашего Абисогома-аги девушку найдёте?
Абисогом-ага улыбнулся.
— Супруга ваша сообщила уж мне внизу, что Абисогом-ага ещё холост. Я, признаться сказать, потому и взошла сюда, — ответила госпожа Шушан и вытерла белым платком нос.
— У меня, точно, есть в голове мысль… намереваюсь… — сказал Абисогом-ага и, встав, протянул госпоже Шушан сигару.
— Коль скоро намерены, мы и для вас могли бы подходящую девушку выискать. Лет двадцать уж, как женитьбами да замужествами занимаюсь, всех невест наперечёт знаю… Какую же девушку хотели бы вы? Я должна это знать, ваша милость.
Манук-ага, видя, что между Абисогомом и свахой завязывается важный для них разговор, встаёт и незаметно выходит, отложив свою неоконченную историю до следующего раза.
— Хочу красивую, — ответил Абисогом-ага и засмеялся!
— Знаю, что красивую хотите… Однако чтобы и богатая была?
— Да.
— Скромная?
— Перво-наперво.
— Лет шестнадцати-семнадцати?
— Пожалуй.
— Умела играть на фортепьяно?
— Пускай.
— Умела танцевать?
— А как же!
— Прекрасно. Есть у меня на примете одна такая… Только, знаете ли, подобные барышни работать ленятся, весь день в креслах посиживают, или поют и танцуют, или гуляют себе. Говорю об этом заранее, потом чтобы меня не винили. Встречаются среди тех, что по сердцу вам, конечно, и хорошие по всем статьям, но очень редко. Словом, разные они у нас, барышни-то эти, разные и когда уже замужем… Иная, к примеру, может вдруг влюбиться в какого-нибудь шалопая и удрать вместе с ним, а ты жди-надейся…
— Что ты говоришь! Когда так, не женюсь, не хочу.
— А иная прямо с ума сходит по мужу.
— Когда так, хочу.
— А иная проживёт месяц-другой с любовником и ни разу о муже не вспомнит.
— Когда так, не хочу.
— А иная без тебя шагу ступить не может.
— Когда так, хочу.
— Но и мужья-то у нас, доложу я вам, не все как мужья. К примеру, иной знает, что жена его крутит с мужчинами, и ни гугу, потому как в награду за то, что на шашни её сквозь пальцы смотрит, от тестя денежки получает.
— Ты правду говоришь? Неужели на свете есть и такие женатые люди?
— Больше, нежели волос у меня.
— И кто же с этакими мужьями и жёнами знается здесь?
— Любой и каждый. Жену оправдывают, говоря, что её, мол, сам чёрт в искушение ввёл, а мужа к святым причисляют, говоря, бедняга, мол, не знал, не ведал…
— Не хочу, никого не хочу! Женюсь там, в моём городе.
— Но попадаются и очень верные жёны, которые готовы даже душу отдать за супруга.
— Ежели одну такую найду, женюсь.
— Как раз одну такую я и хочу найти. Весь этот разговор я для того и веду, чтобы понять, из какой же породы девиц жену вам выбрать.
Должно отдать справедливость обстоятельности госпожи Шушан, поскольку мы каждый божий день видим такие браки, что диву даёмся…
— Супружество — вещь приятная, — взбодрилась посредница, — кто взял себе в жёны подходящую девушку, считай, тот каждый день как в раю.
