счастлив, это было довольно странное счастье.
Но все обстояло еще более странно. Я чувствовал себя как бы расщепленным надвое. Физически я жил в Луизиане, а душой в Лос-Анджелесе. Тот день был таким же расщепленным. Из одного окна был виден точно такой же октябрьский день, синее небо, яркое солнце, и дети уже складывали из спиленных их отцами ив пирамиды для рождественских костров на дамбе. За другим бушевала гроза. Киностудия, принадлежавшая приятелю моей жены, установила грозовую машину на туристской парковке, где обычно стояли автомобили из Мичигана, Индианы и Огайо, тогда как их хозяева, помятые зачарованные странники со Среднего Запада, платили по пять долларов и шли, глазея, анфиладами огромных залов, не менее им чуждых, чем какой-нибудь замок волшебника Гэндальфа,[27] — да и действительно, вряд ли когда в истории сходились вместе пары более странные: они — победители и мы — побежденные. Пропеллер, установленный на вышке, разбрызгивал воду, поливая дождем южное крыло дома и дочиста отмывая вечнозеленые дубы, а огромный металлический лист, снабженный двигателем и кувалдой, насаженной на кривошип, производил гром. Систему как раз испытывали. По сценарию требовался ураган. Пропеллер ревел, как бомбардировщик Б-29, дождь и ветер хлестали по стенам дома, выворачивая деревьям ветви и срывая с них испанский мох, гремел металлический лист. А с другой стороны голубятни спокойно светило солнце.
Марго об этом предупреждала, а я пропустил мимо ушей. В фильме рассказывалось о группе людей, спасающихся от урагана в огромном доме, — молодом индейце траппере, белом батраке, чернокожем батраке, христоподобном хиппи, ку-клукс-клановце, девушке полукровке с болот — дивной красавице, но зато слабоумной, — опустившемся рыбаке-браконьере, а также о мужчине и женщине — хозяевах дома. И все это при том, что вокруг не было ни батраков, ни индейцев, тем более трапперов, а последние браконьеры исчезли с берегов Миссисипи вместе с рыбой много лет назад. Что такое «полукровка с болот» я вообще не понимаю. Сюжет остался мне не ясен. Чернокожий батрак и белый, соответственно, дуболом, которые вначале вроде как ненавидят друг друга, вступают в сомнительный союз с целью защитить женщин от насильников всех цветов кожи. С помощью христоподобного хиппи им удается найти общий язык. И что-то там еще о хозяине дома, который пытается отнять у батрака его землю, так как под ней обнаружили нефть. Мой единственный вклад в обсуждение сценария заключался в том, что я отметил, дескать у батрака не может быть своей земли, если он батрак.
Пятичасовой гудок спиртозавода взвыл, и я положил книгу на стол. Столом служила подаренная мне женой плантаторская конторка на довольно высоких ножках — видимо, чтобы плантатор мог по-быстрому, стоя, выписать чек. Думаю, эти ребята вообще никогда не садились, чтобы почитать или написать письмо. В конце концов ножки ей подрезали, и она превратилась в обычный стол. Мой взгляд соскользнул с книжной страницы и остановился на листе бумаги, лежащем поодаль. Видишь, я все помню! Я даже помню место в романе Чандлера, на котором остановился. Марло там разыскивал человека по имени Гудвин. Он вошел в дом, расположенный между Глендейлом и Пасаденой. В «английское» бунгало! В Пасадене! Как тебе это нравится? Очаровательное несоответствие, но в Лос-Анджелесе вполне допустимое. Гудвин жил там в одиночестве. Каким могло быть его происхождение? Я пытался представить себе его детство, Гудвина в двенадцать лет в Форт-Уэйне, когда его родители еще не переехали в Калифорнию. Попробуй представить себе обитателя Лос-Анджелеса, у которого было детство. В доме лежал Гудвин с дыркой во лбу. Мой взгляд соскользнул с его имени — я это отлично помню, потому что его звали Ланселотом, как меня, — и остановился на листке бумаги. Это была заявка дочери на поездку в конноспортивный лагерь в Западный Техас. Марго ее заполнила и оставила мне на подпись. Я считал, что Сиобан слишком мала для того, чтобы ехать в конноспортивный лагерь, — да, мою дочь зовут Сиобан. Моя жена была урожденной Мэри Маргарет Рейлли из Одессы, штат Техас, и там, видимо, такие имена в моде. Лагерь был особый, элитарный, и Марго на поездке настаивала: «Я выросла в Западном Техасе на ранчо и не хочу, чтобы она была лишена этого». Мне-то как раз не хотелось, чтобы Сиобан возилась с лошадьми — этими огромными, глупыми, железом окованными животными, но я всегда уступал Марго. Я взял ручку, чтобы подписать заявку и медицинскую справку, и тут взгляд остановился на букве «О». Собственно, это была не буква, это была цифра, ноль, зеро. Это была группа крови 0(I). Я углубился в результаты медицинского обследования. По крайней мере, сотрудники лагеря были предусмотрительны. Им требовалась группа крови на случай, если какая-нибудь тварь лягнет ее копытом в артерию. 0(I).
Я рассеянно смотрел на цифры. Грозовая машина за окном смолкла. Голова у меня слегка кружилась, что, впрочем, было довольно приятно, словно я в невесомости и внезапно перенесся из английского бунгало в Лос-Анджелесе в вихрь искусственного урагана, а оттуда в тихий прохладный день в Луизиане. Время от времени с Ривер-роуд доносился рокот грузовиков, перевозивших сахарный тростник.
Вот тогда-то в основании позвоночника и шевельнулся червячок любопытства. Забавно. А что, собственно, было забавно? То, что световое пятнышко чуть-чуть сместилось. Но здесь-то что сместилось? Я пока не знал. Или знал? Во всяком случае я полез по железной лестнице наверх, уже собственно в голубиный вольер. Там у меня хранились папки с документами, пишущая машинка и прочие принадлежности, которые Марго не хотела видеть внизу, где ей нравилось считать меня Джеффом Дэвисом, пишущим мемуары, причем не иначе как гусиным пером, наверное. Несмотря на то, что в последние годы я не перетруждался, то немногое, что я делал, у меня было прекрасно задокументировано. Ты мог вообразить, что я стану педантом? Из меня получился бы неплохой бухгалтер. Лучше быть хорошим бухгалтером, чем недоделанным адвокатом. Там-то, в шкафу с папками, я и обнаружил то, что искал, до последнего момента толком даже не догадываясь об этом, — свою справку о демобилизации. Сэр Ланселот — как ты, мой Парсифаль, называл меня — был демобилизован не с триумфом и ранами, полученными от сэра Турквина, а со стойкой диареей. Армия наградила меня поносом и не сумела вылечить. Чуть не стал Ланселот Тристаном — или Друстаном[28] по иным источникам, а в моем случае Дристаном и никем иным. Три месяца в госпитале Уолтера Рида,[29] лучшие врачи и уход стоимостью двадцать тысяч долларов, впустую потраченных военным ведомством, не смогли вернуть в строй обычного засранца. В результате я вернулся в Луизиану, сел в кресло-качалку на террасе, опустошил стакан бурбона и принялся наблюдать за лодками на реке. На лбу выступил пот, и я почувствовал себя человеком.
А, вот она. Моя группа крови. AB(IV). И снова червячок любопытства шевельнулся где-то на уровне крестца. Я сел во вращающееся металлическое кресло за металлический стол в металлическом голубином вольере. Флукеру потребовалось две недели, чтобы отскрести полуторавековые завалы голубиного помета, отдраить стены и обнаружить то, к чему так стремилась сердцем моя Марго, а именно кирпичную кладку стен до уровня груди и пол из кипарисовых трехдюймовых досок, которые не только не сгнили, но как раз благодаря гуано и сохранились в идеальном состоянии.
Солнце заходило за дамбу, и розовые стрелы, проникавшие через давно застекленные отверстия для влета и вылета птиц, пронизывали мрачноватый вольер, как лучи лазера.
Я взял блокнот желтой бумаги и начал писать уравнения. Ведь это же научный факт: во-первых, группа крови передается по наследству, во-вторых, когда гены или хромосомы делятся, то А всегда идет в одну сторону, а В в другую, и никогда они не передаются разом.
Однако в моих уравнениях оставалась одна неизвестная величина. Я не знал группу крови Марго. А нужна ли она? Предположим, ген Марго равен X. Мой ген или А, или В. Тогда можно составить два уравнения:
X + А = 0
Х + В = 0
Но они несовместны. Никакое значение X не может удовлетворять обоим уравнениям сразу. Моя группа крови и группа крови Сиобан не сочетаются.
Тогда я позвонил своему двоюродному брату Ройалу в Новый Орлеан. Помнишь Ройала Бондермана Лэймара? Нет? Да ты должен помнить Ро-Ро, маленького взъерошенного зубрилу из Клинтона, он еще был менеджером команды на выпускном курсе. На танцах всегда стоял у стеночки с сигаретой в зубах, руки в карманы, и скалился как идиот. Помнишь? На самом деле он был чертовски способным малым, и сейчас работает хирургом, зарабатывает триста тысяч в год.
Вопрос я поставил в чисто теоретическом аспекте.
— У тебя что, дело по установлению отцовства? — поинтересовался Ройал. — А я считал, что ты уже ничем не занимаешься, только считаешь деньги Марго и помогаешь черномазым.
