какое дело?» — а тип говорил: «Ну-ну, ты как с публикой разговариваешь, дура?» — и тогда я быстро садилась в тачку и посылала Мирко купить сигарет в следующей лавке. Я избегала улиц и хождения в народ, но в гостинице было не лучше. О нет, там на меня не бросались, но на самом деле было еще хуже — косые, неотступные взгляды, реплики, которые никто даже не трудился произносить потише.

— Нет, вы видели, до чего она тощая!

— Она наркоманка.

— Анорексичка.

— Больная.

— Не обращай внимания, цыпочка.

— Дерек, тебе не приходило в голову, что люди позволяют себе показывать пальцем только на неодушевленные предметы, на собак и на знаменитостей?

— Ты забыла военных преступников, дорогая.

— Ну и что? Ведь они тоже знаменитости, разве нет?

Дерек уже привык. Я нет. И все же не могу сказать, что я была несчастна. Иногда я вспоминала Конечную, бессонные ночи у окна, когда я смотрела на деревенскую площадь, неподвижную, залитую желтоватым светом, и голод терзал мои внутренности. Словно во сне, до меня доносилась мелодия Леграна, которую я крутила без остановки, голос, местами хрипевший на заезженной кассете, и слабенький рояль, такой тихий, что я не столько слышала его, сколько угадывала. Я видела себя со стороны, словно кого-то другого, словно в кино, видела свой силуэт, свое лицо, не знавшее косметики, тогда я еще была брюнетка, у меня было человеческое лицо, а не эти раздутые губы и запавшие щеки, как у больной, мои глаза светились иллюзиями. Мое лицо крупным планом, я бросаю сигарету, в камере сигарета, она взрывается на земле снопом красноватых искр, и вновь я, потом камера отъезжает, виден только мой силуэт в прямоугольнике окна, камера отъезжает еще дальше, теперь видна вся моя халупа, и опять я, всего лишь слегка очерченная тень, которая уменьшается, в кадр попадает небо, я незаметна, я бесконечно крошечная точка в своем глупом окне: всего лишь дурочка, мечтающая под звездами. ЗАТЕМНЕНИЕ.

Следующий эпизод. Звезд больше нет, дурочка перестала мечтать. Она глотает порошки от стресса на заднем сиденье «мерседеса». Вот она, девочка с Конечной, маленькая провинциалка, над которой все смеялись, которая позволяла лишать себя невинности в бассейнах дебильным женоподобным дачникам, в придачу позволяя себя бросать ради снобских кукол, которая кусала себе локти, листая Saga, завидовала всем и вся, вплоть до идиоток из «Академии звезд», бывали дни, когда у нее не хватало денег даже на сигареты, и она с гримасой отвращения курила собственные окурки, скуривала собственные бычки до самого фильтра, вот она, маленькая подавальщица из Trying So Hard, она чистила сортиры, гробила себе руки, моя посуду, на нее смотрели сверху вниз — с высоты стула, когда она стояла, на нее ругались, если было слишком жарко, слишком холодно, слишком медленно, ей из жалости оставляли несчастных несколько евро на чай, но она, маленькая подавальщица, больше не будет стоять никогда, никогда и ни перед кем, она плюет на целый свет с высоты своей победы, с высоты кучи бабла и всеобщего вожделения, она едет на пресс-конференцию — маленькая бродяжка, маленькая провинциалка, маленькая подавальщица, едет в своей огромной тачке с кондиционером, и ей даже не нужно сидеть за рулем, а ассистентка полирует ей ногти, а здоровенный амбал угрюмо отслеживает потенциальных эротоманов, она смотрит на свое лицо по обеим сторонам дороги, лицо размером с целый дом, прозрачное, как идеал, и пьет, как сапожник, чтобы забыть, как ошиблась мечтой.

— Да езжай же ты со своей консервной банкой! Проезжай, блин, я же опаздываю! Вали, марселец хренов! Да насрать на помеху справа! Врежьте ему по крылу, Жорж, Дерек оплатит ремонт! Жорж, да протараньте вы его на фиг, плевать, машина-то бронированная! Давайте наконец придавим этого старого придурка! Он уже пятнадцать минут мешает нам ехать!

— Это вряд ли возможно, мадам.

— Чтоб он провалился! Может кто-нибудь в этой машине мне сказать, кто на хрен написал эти долбаные правила дорожного движения? А? Чтобы я пошла и плюнула на его могилу, как только немножко рассосется!

— Тут пробка, мадам, придется в объезд.

— Никаких объездов! Ни-ка-ких объ-ез-дов! Я должна быть на Сен-Жермен через… через… Я должна была быть на Сен-Жермен уже полчаса назад, все журналисты в городе сейчас ждут меня, равно как и месье Эдриан Броуди, месье Каренин и месье Дерек Делано, ваш всехний хозяин, у меня, представьте себе, есть обязанности, мне надо двигать фильм, я не в гости еду! Так что никаких объездов, мы тараним тачку этого психа и гоним по автобусной полосе, иначе вы все вылетаете за дверь, ясно?

— Я не собираюсь садиться в тюрьму, мадам.

— А я не собираюсь опаздывать!

— Тут везде полицейские, мадам!

— Я тоже тут везде, Жорж! Смотрите, я везде! И что, это повод всех грузить?

Я показываю ему афишу фильма слева, на автобусной остановке, и на щите перед Национальной Ассамблеей, и в газетном киоске, и на обложке «Стюдьо», и свое лицо работы Ричарда Аведона на обложке «Эль», который я держу в руке, и еще на автобусе, который, кстати, мчится на полной скорости по специально отведенной полосе, и кричу:

— Гоните за автобусом!

— Тут не скверный голливудский фильм-погоня, — возражает Дерек, и меня охватывает паника, потому что Дерека нет в машине, он ждет меня на Сен-Жермен, вместе с Карениным, Эдрианом Броуди и нервничающими журналистами.

— Вся моя жизнь — скверный голливудский фильм, — говорю я, — и где ты, Дерек, прячешься, я тебя слышу, но не вижу?

— Манон, ты под газом.

— Ничего подобного.

— Под газом.

— Нет.

— Если б ты не была под газом, ты бы вспомнила, что есть такое революционное изобретение, называется телефон. И еще одно революционное изобретение, называется громкая связь. Дура.

Мне кажется или я слышу, как моя пресс-атташе прыскает со смеху?

— Дерек, дорогой, — говорю я, — Эмма смеется надо мной, ее надо уволить.

Я протягиваю Мирко бутылку шампанского, пусть откроет, я чувствую, что еще секунда, и у меня сдадут нервы.

— Никто никого не уволит, — орет Дерек, — ты исчерпала лимит увольнений пресс-атташе. Заткнула рот и поторопилась, тебя ждут!

— Какой ты властный, зайчик мой, — говорю я, протягивая Мирко бокал.

— Мне чудится, или там хлопнула пробка от шампанского?

— Отнюдь нет, это Мирко. Ухлопал легавого, который спросил у него документы.

— Манон, я тебя предупредил: никакого алкоголя перед пресс-конференциями, иначе на будущей неделе полетишь из Парижа в Нью-Йорк чартером через аварийный выход, вместе с толстухами и беременными женщинами, ясненько?

— Дерек, скотина. Ты хоть представляешь, какой прессинг я должна выдерживать? Я уже в зеркало не могу смотреться, до того мне опротивела моя морда. У меня по сорок интервью в день, моя сексуальная жизнь выставлена на всеобщее обозрение…

— К твоему сведению, это и моя сексуальная жизнь, и именно ты все вывалила в «Вог», потому что перепутала свои транквилизаторы со стилноксом.

— Да хоть бы и так, ты тоже, между прочим, на стилноксе сидишь!

— Да, цыпочка, только мне он помогает уснуть, а у тебя вызывает неодолимое желание бороться за демократизацию искусственных членов во имя расцвета семейной половой жизни.

— Моя публика имеет право знать!

Вы читаете Бабл-гам
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату