— Прямо сейчас, если хочешь. Но только на минуту.
Эмили встала.
— Очень хочу, — сказала она.
Они вернулись в дом. Наверху акушерка, вся подтянутая, деловитая, протянула Эмили марлевую маску, которую нужно было надеть на лицо.
— На всякий случай, — коротко заметила она. — Все — таки ребенок родился преждевременно, и мы не можем подвергать его никакому риску.
Эмили, ничуть не обидевшись, надела маску. Доктор Мередит провел ее в синюю спальню. Там на просторной кровати, опираясь спиной о подушки, сидела Стефани. А у нее на руках, завернутый в одеяльце, из которого выглядывала только макушка с волосиками того же цвета, что у матери, лежал младенец. Новый человек. Ее сестра.
Эмили наклонилась и щекой прижалась к щеке Стефани. Из-за маски она не могла ее поцеловать, но Стефани поцеловала Эмили. Былая натянутость между ними исчезла. Они больше не смущались в обществе друг друга, и Эмили поняла, что так будет и впредь. Она заглянула в личико ребенка. Потом мечтательно произнесла:
— Она у нас красавица.
— Мы родили ее вместе, — сонным голосом откликнулась Стефани. — Мне кажется, она настолько же твоя, насколько моя.
— Ты действовала как настоящая медсестра, Эмили, — вступила в разговор акушерка. — Даже я не справилась бы лучше.
Стефани сказала:
— Мы теперь семья.
— Ты именно этого хотела?
— Да, больше всего.
Семья. Она изменилась, стала другой, но другое тоже может быть хорошим. Проводив доктора и проследив, как его машина скрылась за поворотом, Эмили не сразу вернулась в дом. Темнело, сад погружался в сумерки, источая сладкий аромат после долгого жаркого дня. На сапфировом небе зажглась первая звездочка. Дивный вечер! Отличный момент для начала новой жизни. Отличный момент, чтобы начать взрослеть.
Эмили почувствовала, что очень устала. Она сняла очки и потерла глаза. Потом задумчиво повертела очки в руках. Возможно, контактные линзы — не такая уж плохая идея. Если Стефани смогла родить ребенка, Эмили уж точно сможет привыкнуть к линзам.
Она попробует. Обязательно попробует — ведь теперь она уже достаточно взрослая.
Гилберт
Просыпаясь, Билл Роулингз ощутил всем телом тепло солнечных лучей, падавших на постель, и от этого душа его преисполнилась дивным ощущением радости и довольства. Мысли его в эту минуту были тоже весьма приятные. Сегодня воскресенье, поэтому на работу идти не нужно. Денек выдался на славу. Рядышком лежит жена: ее теплое нежное тело прижимается к его боку, голова покоится у него на плече. Пожалуй, он один из самых счастливых мужчин в мире.
Кровать была огромная и очень мягкая. Старая тетка подарила ее Биллу, когда он два месяца назад женился на Клодэг. Давным-давно это было теткино брачное ложе, о чем она с многозначительным видом сообщила жениху, а чтобы подарком можно было пользоваться, она купила на кровать новый матрас и преподнесла в придачу дюжину фамильных льняных простыней.
Это была практически единственная вещь во всем доме, за исключением его одежды и рабочего столика, принадлежавшая лично Биллу. В женитьбе на вдове были свои сложности, однако проблема жилья перед ними не стояла — и речи не могло идти о том, чтобы Клодэг с двумя маленькими дочками переехала в холостяцкую квартиру Билла, и стоило ли тратиться на покупку нового дома, когда дом Клодэг и так был идеальным. Его квартирка находилась в центре города, от нее можно было пешком дойти до работы, дом же стоял примерно в миле от городской черты, и его очевидным преимуществом было наличие большого немного запущенного сада. Кроме того, говорила Клодэг, это дом ее детей. С тайниками в саду, качелями на старой сикоморе и игровой комнатой под крышей.
Билла долго уговаривать не пришлось. Все и так казалось очевидным.
— Ты собираешься жить в доме Клодэг? — изумленно спрашивали его друзья.
— Почему бы и нет?
— Вообще-то это немного странно. Все-таки она жила там с первым мужем.
— И была очень счастлива, — добавлял Билл. — Надеюсь, что и со мной она будет счастлива не меньше.
Муж Клодэг и отец ее двоих дочерей погиб в автокатастрофе три года назад. А два года назад Билл, который жил и работал в их городе уже довольно давно, познакомился с Клодэг на вечеринке, куда его пригласили, чтобы сравнять число мужчин и женщин, сидящих за столом. Его соседкой оказалась высокая стройная девушка с густыми светлыми волосами, собранными на затылке в элегантный узел.
Ее тонкое лицо с выступающими скулами показалось ему очень красивым и одновременно печальным. Глаза грустные, улыбка неуверенная. Именно эта печаль и тронула его ожесточившееся многоопытное сердце. Ее хрупкая шея под старомодным узлом волос казалась беззащитной, как у ребенка, а когда он наконец сумел ее рассмешить, то при виде ее улыбки почувствовал, что влюбился словно мальчишка.
— Ты хочешь
— Это большой плюс.
— Хорошо, что ты так думаешь, дружище. Ты когда-нибудь имел дело с детьми?
— Нет, — признавался он, — но никогда не поздно начать.
Клодэг было тридцать три, Биллу — тридцать семь. Старый холостяк — только таким его и знали. Красивый, жизнерадостный, любитель гольфа и звезда местного теннисного клуба, но убежденный холостяк. И как он будет управляться с целой семьей?
Он управлялся очень просто — обращался с девочками как со взрослыми. Звали их Эмили и Анна. Эмили было восемь, а Анне шесть. Он убеждал себя не пасовать перед ними, однако их пристальные взгляды здорово его нервировали. У обеих были длинные светлые волосы и удивительно яркие голубые глаза. Эти две пары глаз постоянно следили за ним: наблюдали за всеми его перемещениями, не проявляя ни враждебности, ни симпатии.
Они были очень воспитанные. В период ухаживаний за их матерью время от времени Билл приносил сестрам подарки. Коробки конфет, головоломки или настольные игры. Анна, с которой ему всегда было проще, открыто радовалась, сразу открывала пакет и иногда даже обнимала его в знак признательности. Эмили вела себя по-другому: она вежливо его благодарила, а потом удалялась в свою комнату с нераспечатанным подарком, чтобы посмотреть его в одиночестве, а потом уж решить, стоит радоваться или нет.
Однажды он починил для Анны ее Супергероя — с куклами она не играла, — после чего между ними установилось некое подобие дружбы, однако Эмили демонстрировала привязанность только к своим домашним питомцам. Их у нее было трое. Жуткого вида кот, безжалостный охотник и воришка, тащивший любую еду, в которую ему удавалось запустить свои цепкие когти; пахучий старый спаниель, который, выйдя из дому хотя бы на минуту, возвращался по уши в грязи; и золотая рыбка. Кота звали Брики, собаку — Генри, а рыбку — Гилберт. Эта троица — Брики, Генри и Гилберт — была еще одной причиной, по которой Биллу пришлось переехать к Клодэг. Вряд ли их можно было разместить где-нибудь кроме ее дома.
