а побеждённых с собой не держат. Виноват не я – виновата жизнь.
- Перестань искать оправданий, - резко прервала его Илайхью. – Ты пытаешься выгородить себя и свою дьявольскую душу. Ты совершил глубокую ошибку, но когда ты её осознаешь, будет уже поздно.
Глаза Читтер а пылали. В этот момент он напоминал собаку, готовую сорваться с цепи. Ему хотелось во чтобы то ни стало добраться до этой мерзкой женщины, абсолютно спокойной.
- А что ты хочешь от меня услышать? Мне ведь ничего не стоит испортить тебе жизнь окончательно! В любой момент я могу порвать тебя в клочья. Не забывайся, с кем имеешь дело.
- Угрожаем! – презрительная насмешка появилась на её суровом лице. – Но ты для меня никто, и сейчас я сижу в твоём кабинете лишь по твоей прихоти и горю желанием тебе помочь. Для меня ты – человек, а не тот, как пишут в газетах – «монстр с Уолл-Стрита». Но газеты правы.
- Во-он! – вскричал Читтер, вскакивая со стула.
Илайхью поспешила выполнить его требование, быстро надев на себя шляпу с длинными полями, но оказавшись у дверного проёма, она успела язвительно подметить собеседнику:
- Ты можешь выгнать меня, или любого другого человека. Но ты никогда не выставишь за дверь правду. Подумай-ка об этом. Времени у тебя будет достаточно.
«Что если лёд в душе растаёт навсегда?» - так звучала одна из печальных песен, сотворенных Гаем Гезенфордом. Наверное, к состоянию Читтера она имела прямое сейчас отношение.
Оставшись один, он некоторое время просто ничего не делал и восстанавливал силы. Это проклятая Илайхью… кем она себя только здесь возомнила? Забыла о том, кто она и кто он?! Ведь легко всё это исправить. Но почему он не торопится что-то делать? Ответа на этот вопрос не последовало. Встав со стула, Читтер вновь подошёл к окну и взглянул на своё отражение на стекле.
Ему стало страшно. Жалкий человек с лихорадочным блеском в глазах. Возомнивший себя Наполеоном, хотя такой же мелочный и жадный, как какой-нибудь воришка из лондонского захолустья. Волосы всклочены, щёки красные, сам весь взмыленный, как будто бы он сейчас боролся, а не разговаривал.
А ведь эта проклятая Илайхью снова оказалась права! Разве может он себя назвать человеком? Строя мелкие козни против других, наступая другим на ноги, сам он просто перехватывает то, что создано не им и присваивает себе. На этом, можно сказать, он и сколотил себе состояние. Ну и что ты, Читтер, теперь счастлив от своих денег? Которые ты уже давно окрасил чужой кровью?
Поэтому ты себя чувствуешь таким одиноким и покинутым, поэтому ты боишься правды. И не только о себе, но и о других. Поэтому ты стал таким мизантропом, проживающем в четырёх глухих стенах и боящимся, как бы с тобою ничего не случилось, а? Почему ты молчишь? Ведь сейчас ты один, и никто кроме потомков тебя не услышит!
Читтер оборачивается, уничтожающим взглядом сверля бесплотных потомков, что тут сейчас находятся, чтобы узнать правду, после чего устало садится на стул Илайхью, закрывая голову руками. Сейчас он самый жалкий человек на всём этом свете. Какой там магнат и нефтяной барон, какой там кавалер ордена! Жалкая бесформенная тряпка.
Что он сделал такого, за чтобы его можно было уважать? Он сам испортил себе жизнь, и теперь вынужден расплачиваться за свои грехи. Не жизнь его вынудила, себя он вынудил сам. Тем больше денег он себе забирал, тем больше он чувствовал, как люди поворачиваются к нему спиной. Сейчас он остался абсолютно один. Страшно одинокий. И даже люди, что всегда были близки к нему, стали далеки. Неужели он теперь на одной планке с этим чудовищем Морганом?
Неужели это тот идеал, ради которого он отдаёт в жертву свою жизнь? И это есть предел его мечтаний? Читтер, одумайся, ведь ты не таков, ведь это не твоё место. Ты занял чужую роль, ты залез туда, где тебе нет прощения, и ещё удивляешься, почему судьба тебя не любит. Теперь ты заплатишь за всё кровушкой своей.
- Мистер Читтер! – в кабинет впопыхах вбежал какой-то молодой человек, яростно шурша и комкая в руке газету. – Акции наших компаний падают просто стремительно! Мы на грани дефолта!
- Я очень рад, - холодно ответил Читтер и поднял голову. Теперь он сменил маску, и из того собеседника, что искал выход из ситуации снова стал сухим и чёрствым банкиром. – Но ведь это было ожидаемым, разве я не прав в своих словах, друг? Мы при всём нашем желании вряд ли можем разрушить гениальное открытие компании Алекса. Мы сделали всё, что могли.
- И теперь пожимаем горькие и кислые плоды своей деятельности, - злился человек, кидая на стол газету. Читтер взглянул на него несколько свысока.
- Успокойся, Оливер. Мне сейчас безразличны все акции моих компаний…
- Как?! – изумился этот человек.
- Ты не знаешь, я знал, что мы проиграем, - продолжил Читтер холодным рассудительным тоном. – Когда я затевал эту игру, я давно просчитал свои ходы наперёд.
- И всё равно, неужели ничего нельзя было сделать?!
- Вингерфельдт помог мне хорошенько ударит по моим конкурентам, но у палки два конца. Я был готов к своему концу, а для них он стал полной неожиданностью. Ради этого стоило затеять игру. Да, я рад, что дядя Алекс изобрёл лампу накаливания для всего человечества, и желаю искренне ему успеха, но у нас своя цель. У нас здесь свои войны и конкуренты. И вынуждены бороться, чтобы нас не раздавили, как муравьёв, я прав?
Человек заворожено кивал, ещё никогда не видя таким своего главного босса. Читтер подложил голову под руку и проницательным взглядом поспешил изучить лицо своего собеседника, словно бы хотел что-то проверить для себя:
- Мне безразлично, как дальше сложится вся эта ситуация. По крайней мере, сейчас. Я сейчас тоже слушаю свой биржевой тиккер, кстати, тоже изобретение колдуна из Праги. Я думаю, мы ещё выберемся. Если мы сделаем ставки на электрическую промышленность, то все наши расходы с газовыми компаниями окупятся. Нам надо немного подпортить крови всем этим магнатом, а потом, вот что я тебе скажу, мой милый, будущее за лампой Вингерфельдта. Вот и всё. У тебя больше нет ко мне никаких новостей или вопросов?
- Нет, сэр. Я, пожалуй, выйду? – и человек поспешил уйти, невольно восхищаясь этим величественным человеком, каким Читтер был сейчас.
Едва он вышел, как Генри вновь стал тем простым человеком, размышляющим о своей собственной судьбе, в которой не видел выхода. Или всё-таки видел? Читтер подошёл снова к окну, который раз уже за день, и задумался. Вот он снова один. Один на один со всеми своими проблемами. И никто их за него не решит, только если он сам не справится с ними.
Илайхью, Берг, Нерст. Раньше он их мог считать своими друзьями. А теперь что он об этом думает? У него никого уже не осталось. Все эти люди лишь призваны были заполнять его пустоту, они являлись своего рода декорациями и всецело зависели от него. Теперь от него никто не зависит. Этим можно объяснить и странное поведение Берга в ту ночь в пригороде Праги, в усадьбе кудесника. Сейчас один лишь он зависит от своих предрассудков. Он перестал быть личностью, и стал лишь жалким туманом.
Один, один… на весь этот огромный и странный мир!
И теперь уже точно никто не в состоянии его спасти. Если только он сам себя не вытащит из проруби, в которую сам залез по доброй воле.
Читтер открыл окно и долго стал всматриваться вдаль, на звёзды. Они словно бы могли ему что-то сказать. Словно бы могли ему помочь. Он долго на них смотрел, после чего отметил про себя старую легенду о том, что каждая звезда – это человек. Может какая-то из этих звёзд – его? И она сейчас зовёт его. Зовёт вперёд. И никакие туманы не свернут его с пути!
Пора что-то менять в своей жизни. Причём кардинально. Ведь потом уже будет слишком поздно. Слишком!
- Это не моя жизнь!
Этот зов, обращённый к звёздам, остался без ответа.
В глазах Читтера, засветившихся какой-то новой волной озарения, отразились огни большого города. Теперь всё будет по-новому!
Утром второго января в контору газеты, к ее заведующему репортажем Альберту Орру вбегает редактор газеты. Он взволнован. В его руках утренний выпуск газеты. Орр удивлен появлением редактора в
