Витус, коротышка со злобным выражением лица и важной, как у петуха, походкой. Пока он шёл, Бекинг и Бариджальд ещё успели обменяться парой фраз:
- Так я не слышал, ты переедешь ко мне жить или же решишься спать в трущобах?
- Перееду, - неопределённо ответил голландец, и разговор был закрыт до лучших времён.
Витус никуда словно и не торопясь, походкой бывалого работника, всё знающего и всё ведающего направился прямо к ним, насвистывая первую пришедшую на ум мелодию. Он взглянул с пренебрежением на сидящего на ступенях Бари, и по его меняющемуся выражению лица было понятно всё его отношение к этому обездоленному судьбой человеку. Он с язвой подметил Авасу Бекингу:
- Мне кажется, можно было найти работника и получше, не позорящего всю нашу компанию своей одеждой и выходками! Я конечно понимаю, что сейчас установилась такая мода на рваные тряпки, но это уже слишком!
Бедный Бари молчал как убитый, думая о своей судьбе. За него решился вступиться Бекинг, одной- единственной фразой прервавший весь дальнейший разговор, и тем самым завершив начинающуюся ссору между работниками предприятия:
- Витус, я бы посмотрел на тебя, попади в такую жизненную ситуацию. А как там у тебя продвигается работа? Я слышал, дядя Алекс перебросил тебе пару новых заказов…
- Да так, - увильнул от разговора Витус, словно бы ему была крайне неприятна эта тема разговора, что и являлось таковым на самом деле. – Потихоньку всё продвигается.
- Посмотрим, - хитро улыбнулся Авас, - когда зарплату выдавать будут.
Витус окончательно замолк, готовый провалиться сейчас хоть сквозь землю от стыда. Всё же работник из него был не такой уж и толковый. Впрочем, Вингерфельдт неоднократно хотел приставить его к какому-нибудь другому делу, но пока всё безуспешно – дела занимали всё остальное время, и подумать о благоустройстве своих работников он просто не успевал. В общем-то, на одних соплях и выдуманном важном имени всё и держалось – впрочем, не грех сказать, как и повсюду. Однако вместо того, чтобы устыдиться своего незнания, Витус обожал поносить других, выискивать их недостатки, и подмечать их меткими и остроумными фразами. Один раз его язык обогнал все ожидания, и пошёл против Альберта Нерста, за что и поплатился. Тот особо церемониться не стал, и хорошенько дал ему подзатыльника, что Витус ещё некоторое время шарахался в разные стороны при виде могучей фигуры Академика. А ещё он в душе побаивался Надькевича, ибо живой ум последнего способен был превратить хоть осколок льда в золото, было время и желание. Правда, последнего побаивались почти все в компании, ибо он был оруженосцем гая. Того самого Гая, держащего нитки связей и управления в своих худых, но решительных руках, и который смело раскручивал всю эту канитель заодно с Александром Вингерфельдтом. Правда, Нерст всё же в один прекрасный день очень метко выразился по поводу Витуса, признавшись всё понимающему Гаю: « Вот заведётся какая-нибудь гнида в обществе, и все старания остальных людей могут быть равны нулю!»
Знал ли сам Витус о том, что о нём говорят в подобных застенках внутри компании? Знал конечно, оттого и кичился ещё больше, в душе ненавидя всех и вся, считая себя истинным идеалом красоты, ума и прочих каких-то там качеств. Правда, на землю его периодически опускали, и причём ещё ни разу не терпели в подобном предприятии поражения.
И вот теперь этот Витус стоит здесь, перед чёрным входом с насмешкой смотря на Аваса и его верного друга, этого Бариджальда. Бекинг – такая личность – против него не пойдёшь, да ещё и слух внутри компании ходил, что он некогда боксом занимался, и действительно, руки у него были словно клещи. А этот голландец – мерзкое существо на свете, как паразит, от него толку мало, он хромой, не имеет жилья, погряз в долгах, да чего там говорить – ему-то и одежду нормальную не на что и негде достать! И где только дядя Алекс находит таких омерзительных для работы людей? Видно, выбора не было большого, что взяли именно этот отброс общества в компанию.
- А чего мы здесь, собственно стоим? – вдруг опомнился Витус.
- Это ты стоишь, а мы сидим, - вздохнул Авас Бекинг. – Мы готовимся к трудному рабочему дню. Мы- то, в отличие от тебя, пришли сюда работать.
- Вряд ли сидя можно починить двигатель…
- Откуда ты знаешь? Ты пробовал? То-то и оно.
Бекинг широко улыбнулся, во весь рот, и в этот же миг увидел ещё одну приближающуюся фигуру человека. Нетрудно было догадаться, кто это был. Довольно простой стиль одежды, но подходящий для работы, быстрая походка, и этот взгляд, идущий куда-то сквозь людей. Если бы этому человеку суждено было бы ещё на кого-то наткнуться, он бы его естественно, не заметил бы, так как был слишком уж погружён в себя и свои любопытные размышления. Вот он оказался недалеко от них, оторвался от раздумий, и, увидев столпотворение у чёрного входа, тоже подошёл туда.
- А, это ты, Николас! – кивнул головой Авас Бекинг, после чего поднялся с насиженного места и дружелюбно пожал руку студенту. – Наша будущая опора и надёжность?
- Ну, насчёт опоры я не знаю, - поднял брови вверх Николас, смущённо улыбаясь. – А вот то, что надёжность, этого я отрицать не буду, а наоборот, выбиваться из сил, доказывая это утверждение.
Он пожал руку Бари, с сочувствием взглянув на работника. Впрочем, голландец стал вызывать у него жалость сразу после их первой встречи своим несчастным видом. И вероятно, не менее такой же несчастной судьбой. Николас взглянул искоса на Витуса, но протянул ему руку по-джентльменски, в конце- концов, чисто из мотивов вежливости. Однако Витус этого не заценил, с брезгливостью убрал свою руку, словно бы Николас был прокаженный, и с такой же непрекрытой ненавистью заключил:
- Я не хочу здороваться с человеком, который здесь явно лишний и зачислен по блату в наше заведение. Я не хочу заразиться подобной болезнью лени и слабоумия, как у него.
- Ах, мне бы такую лень и слабоумие, - улыбнулся Бариджальд, и Витус побагровел от злости.
Больше не нашлось других слов для разговора, поэтому все они несколько секунд просто пытались собраться с мыслями. Первым голос подал Авас Бекинг, поднявшись со ступеней:
- Ну что мы тут, сидим, господа? Я думаю, работы не появиться от затёкших ног. Я прав, господа?
В здании на удивление оказалось тихо. Людей не было вообще – словно бы все вымерли. Затем показалась чья-то фигура возле одной из дверей кабинета, но и она вскоре исчезла за поворотом. Здесь зато, было теплее, чем на улице. Но и не свежо, как там. Вдруг, словно кто-то услышал это утверждение Николаса, кто-то пронёсся по лестнице, срывая с её ступеней пыль. Воздух быстро закружился, отчётливо были слышны каблуки ботинок, словно кто-то куда-то торопился. Звук нарастал и приближался. Навстречу инженерам выскочил проныра Надькевич, красный от бега, запыхаясь, он смог лишь крикнуть:
- Дядя Алекс нашёл вам работу! Срочно! Срочно! Срочно! К нему в кабинет…
Мориц остановился на несколько минут, чтобы перевести дух, а затем рванул такой же скоростью обратно и вновь исчез за поворотом. Когда вся небольшая компания направилась туда, куда их послал Надькевич, и они подошли к лестнице, то смогли увидеть спускающегося Вингерфельдта. Тот в свою очередь с неодобрением взглянул на Морица и процедил:
- Я понимаю, что послание срочное. Но это не повод отдавливать мне ноги!
- Простите… - смущённо опустил глаза в пол телеграфист.
Вингерфельдт только рукой махнул, видя, что и без этого от парнишки толку будет мало:
- Иди уж, работай. Хватит время терять на пустые беседы…
В своём нынешнем облике учёный произвёл удивительное впечатление на Николаса. В последний раз тот его видел, как могущественного магната, возвышающегося над остальными, а в данный момент перед это был обычный человек со всклоченными волосами, прожженном кислотами халате и нервным напряжением на лице. Лишь одни глаза хитро глядели из-под густых бровей. Он, чародей с Харватова, ловко достал из кармана какую-то бумагу и обрадовано произнёс своим хриплым голосом, подорванном вероятно, на работе:
- У нас есть очень крупное дело. И я бы хотел всех вас в нём задействовать, заодно проверить липовые мои подчинённые, или нет. Сейчас часть из вас (а именно, все за исключением Бекинга), отправятся в срочном порядке к пристани. Да-да, именно туда. По прибытии я довершу свои мысли до конца, господа.
Пока «избранные» выходили из помещения, из-за угла появилась вездесущая фигура Альберта
