солнце, отчего снег на крышах домов заискрился, засверкал. Приморозило, и мне пришлось затянуть капюшон и оставить лишь небольшую щелочку для глаз. Дыша в шарф, согреваясь этим дыханием, я неторопливо добрался до таверны. Вошел внутрь, отряхнул снег с унт, отцепил «кошки» (одно из моих приобретений на заработанные деньги: очень помогало в тех случаях, когда приходилось чуть ли не бежать по льду за кораблем Данера).
— Добрый день! — поприветствовал я торчащего в зале вышибалу Ноулза.
Тот ответил взмахом руки и неуклюже улыбнулся. Его словно вытесанного изо льда лица редко касалась улыбка, и потому я посчитал такой порыв чувств хорошим знаком.
— Добрый день! — сказал я появившемуся из кухни мастеру Райдэлану и отправился в заветный проход к комнате Лайлы.
— Ее нет, Эд, — окликнул меня хозяин трактира. Он с угрюмым видом вытирал полотенцем поросшие волосками широкие кисти.
Я непонимающе улыбнулся.
— Ушла Лайла вчера, — пояснил мастер Райдэлан. — Теперь недобрые времена придут в «Теплый Стан», недобрые. Столько денег потеряю… эх… Драный демон!
— Куда ушла? — Сердце в груди застыло. — Когда?
Ох, остынь, Эд, остынь. Вряд ли бы убийца все так подгадал, вряд ли он вообще вчера убил кого-то. За те недели, что ты следил за ним, жертв же не было.
— Утром еще, — сам того не зная, чуть успокоил меня хозяин трактира. Он поднял голову, нашел взглядом Ноулза. — Спроси его, он должен был доставить девчонку в Торговый район.
— Она ничего не просила передать? — Я не хотел верить, что Лайла исчезла просто так, не попрощавшись. Наши беседы… Они были так теплы! Она никогда бы не сбежала молча!
— Нет, малыш, ничего не передавала, — хмуро буркнул Райдэлан. На кухне что-то лязгнуло, и он как подпрыгнул: — Что ты там творишь, дубина?
Хозяин трактира скрылся на кухне, оставив меня, словно вмиг промерзшего, в общем зале. На деревянных ногах я прошел к Ноулзу.
— Здравствуй…
— Не скажу, — сразу проворчал тот. — Слово дал. Никому не говорить, куда я ее отвел…
Мне стало совсем тоскливо.
— С ней все в порядке?
— Выглядела испуганной, но я довел ее до… — он прищурился, едва не проболтавшись, осклабился: — Докуда она просила.
— Ничего не говори, Ноулз. Просто скажи: это не в Трущобах, ведь так? Пожалуйста!
Он некоторое время молчал, затем, сообразив, закивал:
— Все в порядке, боец. Не в Трущобах она. Но больше ничего не скажу, и не проси. Слово Ноулза нерушимо, как скалы Снежной Шапки!
Мне стало чуточку полегче. Страх за Лайлу утих, оставив только чувство обиды и утраты. Почему она не попрощалась со мной? Неужели я для нее так и остался одним из юных поклонников и все наши встречи лишь притворство? Но как можно было подделать мир в ее душе в те часы перед выступлениями?!
Не знаю, сколько времени я простоял посреди зала. Потерянный, раздавленный, с ноющим сердцем, которое жаждало еще раз увидеть Лайлу. Таким меня и нашел спустившийся сверху Эльм.
Он опять был пьян, но на сей раз выглядел ухоженно. От его блестящей лысины отражались огоньки светильников, глаза словно утонули еще глубже. Я заметил, что вместо левой кисти у него оказался зазубренный крюк. Подобные протезы часто встречались у моряков в порту. Стоили они недорого, но кому, как не мне, знать, чьи деньги пошли на это чудовищное оружие.
— А вот и ты, собачий сопляк! Мне как раз нужны деньги.
Ноулз заворочался, зло поглядев на силача.
— Принес?
— Принес.
— Давай и проваливай. Твоя собачья подстилка ускакала к тем, кто платит больше, хе-хе. Понял, собачий сын?
От него пахло кислым перегаром. Он остановился совсем рядом со мной и протянул здоровую руку. Крюк, завершающий его левую кисть, матово поблескивал. Мне хотелось со всей души ударить его по лицу, но я сдержался.
— Во-о-от, — протянул Эльм, когда монеты перекочевали к нему. — С вас осталось, значится, тридцать монет.
Несмотря на то что мысли мои были заняты другим, я опешил:
— Как?!
— Так! Цены растут, собачья жизнь меняется. Я немного поиздержался. — Он покачал крюком. — Так что мне нужно тридцать монет — и мы в расчете. Но я буду добр и дам вам еще парочку недель сверху. Мой корабль уходит на третью неделю после окончания сезона штормов.
Ноулз развернулся и отошел прочь, оставив меня наедине с пьяным здоровяком. Он не хотел лезть в наши дела, и я чувствовал, что бородатый вышибала побаивается Эльма.
— Так что советую вам поторопиться. Раньше выплатите — раньше получишь свою безделушку. Хороша ж сделка-то, а? Игрушка красивая, я думаю, здесь ею заинтересуются. А вчера заходили собачьи стражники, рассказывали, что в тюрьме уже целая бригада собралась, готовая валить железный лес сразу после того, как придет весна. Целая собачья бригада! Я думаю, Фарри в ней неплохо бы смотрелся, да?
Он широко улыбнулся, обнажив потемневшие зубы. Глаза его пьяно поблескивали. Души его я касаться не хотел, настолько мерзкая сущность там ворочалась.
— Тридцать монеток — это же ерунда для успешных сопляков, из-за которых я потерял руку.
Дохнуло злобой и ненавистью.
— Но теперь у меня новая рука. Новая собачья ручонка, видал!
Он поднес к моим глазам темный крюк.
— На корабле пригодится, собачье племя.
— Мне нужно идти, — торопливо пробормотал я и поспешил к выходу. В голове билось только одно слово: «мерзавец». Колотилось на разные тона. Мы никогда не сможем выплатить долг Эльму. Он будет увеличивать его каждый раз — и потом все-таки выполнит угрозу.
— Не обмани меня! — крикнул здоровяк мне вослед.
— Кто бы говорил, — прошипел я ему и услышал довольный смешок.
Холод зимы остудил разгоряченное лицо. Я присел на занесенную снегом лавку, нацепил на унты «кошки». Лайла ушла… Лайла ушла и даже не попрощалась. Меня душили горечь и обида. Дополнял букет недобрых чувств и Эльм. Что я скажу Фарри? Как нам теперь быть?
Если бы нам выплатить все деньги сразу… Вдруг мой предприимчивый товарищ уже накопил нужную сумму? Это было бы так здорово!
Собравшись с силами, я поднялся на ноги и побрел вдоль канала на север, размышляя, как же нам выбираться из той долговой ямы, куда закапывал нас бывший товарищ.
— Сейчас у меня нет таких денег, — глухо признался Фарри. Мы сидели за общим столом, и в свете лампадок видно было, как хмурится широкий лоб моего приятеля. На скатерти перед нами выстроились два аккуратных столбика, один чуть выше другого. Восемнадцать монет. Все наше богатство. Из них моих было только четыре, остальное скопилось у Фарри, и он каждый день старался пустить их в дело.
Меня мучила совесть. Все это время мой друг вкладывал в наши еженедельные выплаты чуть больше, чем я. Да, на рынке ему удавалось увеличивать свой капитал благодаря уму и сноровке, но Фарри старался для этого. Возвращался уже в темноте, мерз на рынке столько, сколько мог вытерпеть. Что для выплаты долга сделал я, а? Кроме того, что приносил дурные вести да подводил его своей одержимой охотой на Данера.
— Может, попросить в долгу Раска? — предположил я, кривясь от собственного же предложения.
