конфигурацию, а это, — учитывая наличие у противника крупных группировок севернее выступа, в районе Орла, и южнее, в районе Белгорода, — позволяло ему организовывать встречные удары на Курск. Эти удары на Курск гитлеровцы могли нанести в целях окружения и уничтожения главных сил Центрального и Воронежскго фронтов и, естественно, с последующим развитием наступления в в восточном направлении. И это было бы в перспективе неплохой попыткой немцев взять реванш за поражение в зимней кампании.
Июньское солнце не могло окончательно усыпить 5-ю гвардейскую танковую армию: личный состав её усиленно готовился к предстоящим боям — решительным и беспощадным. В армии уже знали, что немцы в надвигающихся боевых действиях обязательно применят новые боетанки; узнали и тактично-технические данные «тигров» и «пантер», а узнав — внесли соответствующие поправки в боевую подготовку экипажей и артиллерийских расчётов.
Никто ни от чего не застрахован: армия Ротмистрова могла вступить в сражение непосредственно с марша, а это всегда чревато нехорошими последствиями. Именно из-за этого был заблаговременно создан передовой сводный отряд в составе 53-го гвардейского танкового, 1-го отдельного гвардейского мотоциклетного и 678-го гаубичного артиллерийского полков. Отрядом этим сводным назначили командовать заместителя командующего армией генерал-майора Труфанова.
Грозные события зрели как чирей на теле, готовый вот— вот прорваться…
К лейтенантам Котляковым заглянул комбат, майор Чупрынин.
— Вольно! — махнул он по-крестьянски рукой на вытянувшихся в струнку лейтенантов. — Какие дела, ребята?
— Всё в норме, товарищ майор! — козырнул Василий.
— Это хорошо. А тебе, Василий, особое спасибо: выручил ты меня в ту распроклятую бомбардировку. Я уж думал, по правде говоря, что душа моя покинула грешное тело и ввысь вознеслась, но ты не дал ей совершить такой нежелательный перелёт. Короче, спасибо огромное!..
— Не за что, товарищ майор! — смутился Василий и тут же вскинулся. — Извините, вы нам обещали нового заряжающего прислать, взамен убитого Каблучка…
— Обещал. А вы что ж, думаете, что я забыл про своё обещание? Нет уж, дудки! Я своё слово всегда держу. — И, чуть обернувшись, Чупрынин резко крикнул: — Сержант Полежаев! Ко мне!..
Из-за сдвоенной — типа детской рогатки — берёзы выскочил сержант и, остановившись подле Чупрыпина, лихо щёлкнул каблуками:
— Товарищ майор! Сержант Полежаев по вашему приказанию прибыл!
Комбат ничего не ответил сержанту, а лейтенантам сказал, прерывисто вздохнув:
— Вот вам… замена… Принимайте в свою семью!
И ушёл, чуть сгорбившись, устало переставляя ноги.
— Да, — вздохнул Василин, — достаётся нашему комбату, и, наверное, по самую завязку… — и к сержанту Полежаеву повернулся. — Ну что ж, новый заряжающий, давай знакомиться. Рассказывай, кто ты и откуда.
Полежаев не спеша снял с плеча рюкзак, положил его аккуратно на землю.
— Меня зовут Фёдором. Родом я из-под Белгорода, а точнее — из Прохоровки…
— Погоди! — вскинув руки, перебил его Валентин. — Погоди! Ты сказал, что родом из Прохоровки? Я не ослышался?
— Да, я из Прохоровки. А что, вам знакомо это название посёлка?
— Знакомо, сержант. У нас недавно солдата одного фрицы зарезали. Он тоже был родом из Прохоровки. Вернее, — из-под Прохоровки. Ядренко — его фамилия. Не слыхал?
— Нет, не слышал, — крутанул головой Полежаев. — Я, честно говоря, тоже не из самой Прохоровки: в семи километрах от неё родился, в хуторе Полежаев.
— Ого, да ты зажиточный, оказывается! — воскликнул с иронией Владимир. — Хутор свой имеешь!
— Что вы, товарищ лейтенант! — запротестовал сержант. — Просто какой-то далёкий предок наш основал хутор в незапамятные времена, вот и живут в нём, в основном, одни Полежаевы. Почти все — родственники. Так что…
Но тут сержанта самым беспардонным образом прервали.
— Эй, ребята, привет! — раздался совсем рядом звонкий девичий голос.
Экипаж танка мгновенно, как по команде, повернул головы в сторону, откуда донёсся голос. За соседним Танком стояли Фаина и Алина.
— Вы чего это не здороваетесь, товарищи офицеры? — опять выкрикнула Фаина, теперь уже с усмешкой в голосе. — Воды в рот набрали?
Лейтенанты поприветствовали девчат, поприветствовали вразнобой. Наверное, от неожиданности. А Фаина, озорно кося глазом, уже командовала.
— Василий и Валентин — на выход! Без вещей! Всем остальным — оставаться на местах.
— Что ж, Володька, — сказал, сияя улыбкой, Василий, — придётся тебе одному с сержантом поближе познакомиться, а мы — потом… Нас сейчас дамы ожидают!
— Не скучайте! — добавил Валентин. — Будет трудно — пишите письма.
Василий с Алиной свернули влево по тропинке, Вален— тин с Фаиной побрели совсем в противоположную сторону.
— Ты у меня самый милый! — шепнула Фаина, прижимаясь к Валентину. — Самый, самый!
— Гм!.. А что, у тебя есть и не самые милые, а? — хмыкнул лейтенант, внезапно останавливаясь и с подозрением вглядываясь в смешливые глаза дивчины. — Смотри, я не ревную, но… предупреждаю…
— Ах, какой же ты дурачок!.. Ну зачем ты к каждому слову моему придираешься? Ты ж ведь сам знаешь, что у меня ты — единственный-преединственный!
— Это точно, Фаина?
— Конечно же, Валя! И — не сомневайся во мне никогда. Понял?
— Да, понял. Только вот мне не нравятся приставания Никанора… Почему ты не можешь ему прямо сказать, чтобы он отстал от тебя — раз и навсегда!..
— Ах, дурачок ты, Валька! Да пусть себе, пристаёт!.. Ты же знаешь: я тебе верна…
— Но ты его в последнее время не прогоняешь…
И тут вдруг заросли орешника впереди влюблённой парочки раздвинулись, и перед Валентином и Фаиной нарисовался в полной красе сам капитан Зенин.
— Это кто меня здесь недобрым словом поминает? — насмешливо и зло спросил он. — И почему это меня, кстати, должны прогонять? Чем я хуже?
Фаина и Валентин от неожиданности замерли, непонимающе созерцая подбоченившегося Никанора. А тот снова усмехнулся:
— Ну, чего это вы… опешили? А я, между прочим, жду ответа: почему это Фаина меня должна прогонять, а не тебя?
Кошляков повернулся к Фаине.
— Слушай, скажи ему… пару ласковых! — попросил он. — Скажи, иначе я не выдержу…
— Ха, он не выдержит! — язвительно хохотнул капитан. — Не выдержишь, так что — стихи сочинишь, что ли?… Сатирические… И, если здраво рассудить, чего это такого страшного медичка эта может мне сказать, когда вчера она со мной… взахлёб целовалась!.. Что, Фаина, неправду я говорю?
Валентин побледнел и вмиг охрипшим голосом спросил:
— Фанана, Никанор правду говорит?
Лицо Фаины полыхнуло краской, она сжала кулачки и, прикусив губу, выкрикнула прямо в лицо Зенина:
— Лжец!.. Врун!.. Подлец!.. Валентин, родненький, не верь ему, он врёт!.. Нагло врёт!..
— Что-о?! — вскричал, в свою очередь, Никанор. — Я вру?… Окстись, стерва!
И он сделал шаг вперёд, замахнулся на Фаину, намереваясь влепить ей хорошую пощёчину, но тут на его пути встал Валентин Кошляков.
— Ты оскорбил мою… мою невесту. Извинись немедленно, Никанор, сейчас же! — гневно, прошептал ои. — Извинись, я по-хорошему тебя прошу…