кто?… По имени…
— Эх ты, чудо гороховое, сколько меня знаешь — года полтора, считай, а до сих пор с Валентином путаешь! — рассмеялся Кошляков. — Василий я…
— Кто вас разберёт, — проворчал часовой, — вы с братом— как с одной иконы писаны.
— Но-но, «с иконы»! Нашёл святых… Забыл, что мы самые ярые атеисты? Забыл, что в Бога не веруем?
— Да ничего я не забыл, товарищ лейтенант. Но всё равно, без веры в душе жить, а особливо — воевать, как-то… неспокойно, что ли…
Верить можно во многое. Я, например, лично в товарища Сталина верую… Он для меня и Бог, и отец родной…
— Ну, а кто ж в него не верует? — ухмыльнулся часовой. — Слыхали и знаем, что, как только пехота в атаку идёт, так непременно кричат: «За Родину! За Сталина!» Да и мы, танкисты, тоже не лыком шиты… Ни за что не уступим пехоте…
Кошляков безапелляционно пресёк иронические разглагольствования часового:
— Как твоя фамилия, боец? Что-то я запамятовал…
Тот мгновенно осёкся, сразу же сообразив, что к чему, а затем попытался принять стойку «смирно!» и щёлкнуть валенками, словно каблуками сапог. Но ничего у него из этой попытки не вышло, и он сконфуженно промямлил:
— Рядовой Ядренко! — и, словно боясь, что лейтенант не расслышал, добавил уже погромче: — Ядренко моя фамилия… Вы только ничего не подумайте… Я не со злого умысла… Я…
— В этот раз я ничего не слышал, рядовой Ядренко. И не надо больше так при мне рассуждать, иначе ваш сон — как вас там зарезали — сбудется… Ну так что, видал ты моего братца, рядовой Ядренко?
— Так точно, товарищ лейтенант, брат ваш, он к медикам побег.
У местных медиков было накурено до чёртиков.
— О, Василий, — сквозь дым разглядел вошедших седой лысоватый майор. — Заходи, гостем будешь!
Он небрежно подвинул с края скамьи молоденького, уже порядком захмелевшего младшего лейтенанта, усадил Кошлякова, подставил ему алюминиевую кружку со спиртом.
— Чистый? — поинтересовался Василий.
— Не-а, — мотнул головой майор, — разведённый. Да ты пей, Кошляков, разведён по норме: сам знаешь — разную херню не пьём.
— А по какому случаю?… По какому случаю такой грандиозный банкет?
— А что, обязательно нужен случай или повод?… Да пьём мы просто за то, мой миленький лейтенант, что живы… Что — ПОКА! — живы!.. Пьём, между прочим, свои законные, нар-ко-мов-ски- е!..
Ладно, майор, не петушитесь! — усмехнулся Кошляков и, стукнувшись своей кружкой об его, залпом вылил спирт в рот, страдальчески крякнул, потянулся за закуской. — А где ж мой брательник? Разведка доложила, что к вам пошёл…
Майор молча пальцем ткнул в дальний угол помещения. Валентин, действительно, сидел там, в углу, на жёлтом сундуке, и, отгоняя рукой от глаз надоедливый табачный дым, что— то доказывал старшему лейтенанту из своей роты.
Василий благодарственно хлопнул по плечу майора, поднялся из-за стола и направился к брату. По пути услышал как тот декламировал:
Валентин, увлечённый чтением своих «виршей», не сразу заметил Василия, а когда Василий положил руку на его погон, Валентин как-то заторможено поднял глаза, удивлённо спросил?
— Это ты, брательник? Тебе чего?
— Одевайся, разговор есть.
— Что, прямо сейчас одеваться и идти с тобой куда-то разговаривать? Или можно попозже?… Война ещё не окончилась — времени для разговоров у нас по самое горло!..
Вмешался старший лейтенант:
— Васька, будь человеком! Пусть он ещё одно стихотворение мне прочтёт, и тогда забирай его к едрени-фени!..
— Ах, чёрт с вами!.. Валька, читай свой стих, но только один…
Валентин согласно кивнул головой и начал:
Валентин замолчал, а старший лейтенант, опрокинув в своё горло ещё одну порцию спирта, пьяно полез к Валентину целоваться.
