— Мама! — громко перебил Венька. — Зачем ты так… Никому мы его не продавали, я сейчас все расскажу…
В тот ветреный декабрьский день Венька, забрав из мастерской магнитофон, лениво брел по скверу. Когда первые капли дождя упали на землю, он забежал в телефонную будку. Через мгновение ливень уже хозяйничал на улице, низкие серые облака быстро плыли на запад.
«Светопреставление какое-то, — думал Венька, — и, кажется, надолго». Он повесил магнитофон на крюк под телефоном, порылся в кармане. Двухкопеечной не оказалось, пришлось опустить гривенник.
— Слушаю, — послышался в трубке женский голос.
— Капитолина Андреевна? Здравствуйте. Это Веня. Наташа дома?
— Здравствуй, — ответила Наташина мать. — Ее нет.
— Извините. Я попозже позвоню.
Дверь будки открылась, и рядом с Венькой очутился высокий юноша в синей куртке. Не обращая внимания на Веньку, он протянул руку к телефону. Венька попытался выйти из будки, и только теперь, кажется, парень заметил его. Сузив глаза, он улыбнулся Веньке, загородив собой дверь.
— Подожди, абитуриент. Сначала помолись: сейчас буду бить, — предупредил он и сочувственно добавил: — Ничего не попишешь, так надо.
— Да ты что? Пусти…
Сердце у Веньки застучало быстро и глухо. Предательски выдавая испуг, задрожало левое веко.
— Ладно, — внезапно сменил гнев на милость парень. — Обойдемся без мордобоя. Не правда ли?
Он снял с крюка магнитофон. Затем стянул с себя куртку, больно задев локтем Венькин нос, и завернул магнитофон.
Зажатый в угол, Венька не шевелился, только тяжело дышал.
Парень молниеносно разобрал трубку, вынул мембрану.
— В случае нападения звоните «02», — посоветовал он Веньке и вышел в поток ливня, который уже переходил в снег. Где-то у поворота, увидел Венька, к нему присоединились еще двое ребят, и все вместе они укатили на подошедшем троллейбусе.
— …Я очень жалею, что Веня рассказал вам все, теперь его затаскают по судам, а я буду жить в страхе, что ему отомстят. — На глазах Лялиной показались подкрашенные черной тушью слезы. — Никаких претензий мы не имеем. Прошу занести это в протокол.
«А ведь страх перед грабителями — тоже наша вина. Как часто приходится продираться сквозь это унизительное чувство в поисках истины. И как обидно, что преступник нередко рассчитывает именно на страх, который служит ему панцирем от карающего меча правосудия», — подумал Арслан.
— Ваша позиция вредит не только вам, Ольга Дмитриевна, — в голосе следователя зазвучали жесткие нотки. — Она постоянно травмирует Веню, чего вы так боитесь. — Он помолчал немного и добавил: — С помощью этого магнитофона совершено тяжкое преступление.
Лялина побелела.
— Да, да. И, кто знает, заяви вы об ограблении, может, ничего бы и не случилось. Отсюда и наши претензии к вам, — подчеркнул Туйчиев. — Веня, ты не помнишь, какие записи были в магнитофоне?
— Поп-музыка, несколько шлягеров. Две, нет, кажется, три песни Высоцкого, — вспоминал мальчик. — Пожалуй, все.
— А как насчет классики?
Веня улыбнулся:
— Это и есть классика. А если вы про оперу и симфонии, то зачем их записывать? Их надо понимать. Я не поклонник этого жанра.
— Расскажите подробно, Бражников, что вы делали восемнадцатого января?
Вопрос, заданный Туйчиевым, вызвал у Бражникова удивление.
— Да я же рассказал.
— Ничего, повторите еще раз.
— Утром я поехал за гравием на карьер, по дороге машина закапризничала, часа полтора провозился, пока чинил, потом взял гравий и отвез его по месту назначения, куда и было занаряжено.
— Сколько ходок сделали?
— Одну, больше не успел. Я же говорю, машина сломалась.
— В котором часу вы выехали? — спросил Соснин.
— В девять.
— Где сломалась машина?
— Недалеко от автобазы, километрах в трех.
— Значит, вы проезжали мимо автовокзала после девяти часов?
— Да.
— Пассажиров брали?
— Нет.
— Вспомните, Бражников, может быть, все-таки брали?
— Не брал я никаких пассажиров, — Бражников нервно смял окурок и бросил его в пепельницу. — Не понимаю, чего вы от меня хотите.
— Приходилось ли вам в последние десять дней по каким-либо причинам сворачивать в сторону от дороги?
— Нет, не приходилось. Зачем мне сворачивать?
— Кто, кроме вас, мог ездить на вашей машине?
— На моей машине? Что вы, никто не мог.
— Послушайте, Бражников, ложь еще никому не помогала. Зачем вы ездили в колхоз «Победа»?
— В жизни не был там, — угрюмо сказал Бражников.
— К сожалению, факты говорят обратное.
— Там и гравия никакого нет, для чего мне туда лезть? Я же говорю, гравий брал, больше нигде не был.
— Дело гораздо серьезнее, чем кража гравия. Совершенно ограбление, и на месте происшествия обнаружены следы протектора, принадлежащие вашей машине.
Шофер побелел, лежавшие на коленях руки бессильно упали, он почувствовал, как ноги сразу стали какими-то ватными и чужими.
— Будете говорить правду, Бражников? — Арслан спросил спокойно, не повышая голоса.
Но именно это спокойствие и тихий голос следователя больше всего пугали Бражникова. Чувство страха охватило его. Растерянный и подавленный, он только судорожно открывал рот, пытаясь что-то ответить.
— Непричастен я к этому, — наконец с трудом выдавил Бражников.
— Как ваша машина оказалась в стороне от дороги, на полях колхоза «Победа»?
— Стойте, да ведь… — начал шофер и запнулся. Помолчав, он посмотрел на Туйчиева и, встретив прямой, немигающий взгляд, махнул рукой. — Хорошо, я скажу, только я не виноват… Ведь как получилось… Машина у меня старая, часто ломается, тут еще мотор забарахлил, вот и простоял на приколе дней десять, пока ее латали. А на ремонте, сами знаете, какой заработок. Кое-как перебрал по винтику мотор, отрегулировал — застучало мое авто, стал ездить, да толку нет все равно — покрышки совсем лысые. Я начальнику колонны всю плешь проел, а с него как с гуся вода: нету — и весь сказ. Ну, я сам на поиски пошел, поначалу бесполезно. Водички можно? — Выпив воды, он продолжал: — И восемнадцатого, нет, девятнадцатого января мне повезло: пришел рано утром на автобазу, зашел за гаечным ключом в мастерскую, смотрю, в углу стоят совсем еще хорошие покрышки. Я и «оприходовал» их, вроде украл, что ли. Так это на них, товарищ следователь, кто-то в то место ездил, потом, видно, снял, а я, дурак, взял. Честное слово.
— Не слышали, искал кто-нибудь эти покрышки?
— Я еще удивился, что так гладко сошло. Виноват, конечно, но упаси боже, к такому делу, про которое вы сказали, касательства не имею.
