Славка вскочил, неожиданно для себя налил в рюмку коньяку, залпом выпил.
— А какая это такая красивая жизнь? — с вызовом спросил он.
— О! — Рянский многозначительно поднял указательный палец. — Это жизнь, не знающая неудовлетворенных желаний. Любых! — подчеркнул он.
— Любых? — переспросил Славка. — Значит, мы до-разному смотрим на жизнь.
— А как смотрит мой пылкий оппонент?
Славка на минуту задумался.
— Красивая жизнь та, в процессе которой приносишь пользу людям.
Саша и Жанна в ответ заговорщически переглянулись.
Рянский, насмешливо хмыкнув, предложил:
— Выпьем кофе?
— Нет, мне пора, я, пожалуй, пойду… — сказал Славка.
Его не удерживали.
Закрываясь, дверь больно ударила его в плечо, но он все же успел вскочить в трамвай, который, быстро набирая скорость, помчался по широкому, ярко освещенному проспекту.
До конца маршрута восемь остановок. На одной из них надо выйти. На какой именно, он не знал: это зависело не от него. Значит, садиться не стоит. Он остался на задней площадке, окинув рассеянным взглядом полупустой вагон, углубился в газету. Бои в Лаосе… Международный съезд хирургов… Стройтрест приглашает на работу главного бухгалтера…
Прямо на него шел высокий, очень худой мужчина в куртке и кирзовых сапогах.
— Пожалуйста, ваш билетик, — мягко, но настойчиво повторил контролер.
Куда запропастился этот проклятый билет? Только что держал его в руках.
Сидящая неподалеку девушка с удивлением, к которому примешивалась жалость, посмотрела на него. По-видимому, зайцы в ее представлении выглядели иначе.
Ему вдруг стало нестерпимо стыдно.
— Служебный у меня… — одними губами шепнул он.
— Служебный? — громко переспросил контролер. Пассажиры оглянулись. — Прошу предъявить.
Предъявлять не пришлось. Трамвай остановился, и он увидел, что надо выходить. Бросился к выходу, однако «кирзовые сапоги» преградили ему путь.
— Штраф платите! — схватив его за руку, шумел контролер.
Еще три секунды ушло на то, чтобы бросить на пол вагона заохавшего от боли контролера и выскочить из трамвая.
Он оглянулся, — улица была пустынна, вправо уходил темный узкий переулок. Кажется, туда. Прислушался и не спеша пошел вдоль невысокого забора. По ту сторону что-то загремело. «Пустое ведро», — подумал он. Перемахнуть через забор оказалось делом несложным. Но это было последнее, что он успел: тяжелый удар обрушился ему на голову. Он покачнулся, медленно опустился на колено и рухнул на землю…
— Как чувствуешь себя? — Туйчиев положил на тумбочку пакет с фруктами и склонился над кроватью.
— Хорошо, — одними губами прошептал Танич. — Извините, Арслан Курбанович… Сплоховал я… — он мотнул туго забинтованной головой.
— Ничего, все будет в порядке, — ободряюще улыбнулся Арслан.
— Найдите контролера… Я лежал тут, думал… Насколько позволяет разбитая голова, — Танич поморщился от боли, помолчал. — Наверняка он заодно с ним, с Самохиным…
Арслан удивленно вскинул брови.
— Да, да… Билеты проверил только у двух и пошел прямо на меня, а в вагоне ведь было человек двенадцать… Мимо прошел. — Танич закрыл глаза. — Мочки у него нет на правом ухе… Кирзовые сапоги.
— Я все понял, Лева. Сделаем как надо. Выздоравливай, — он дотронулся до руки Танича. — Ребята большущий привет тебе передают.
Из больницы Туйчиев поехал в трамвайно-троллейбусный трест, зашел в отдел кадров.
По приметам, сообщенным Таничем, начальник отдела, полная женщина с большими усталыми глазами, сразу же поняла, что речь идет о контролере Есипове, и протянула Туйчиеву его личное дело.
— Один из лучших наших работников. Шестнадцать лет на линии, — пояснила она.
Минут через сорок в маленькую комнату, в которой разместился Туйчиев, вошли двое мужчин. В одном из них без труда угадывался Есипов. Он радостно улыбнулся и подошел к следователю, протягивая ему руку.
— А где ваш товарищ? — спросил контролер…
— Наверное, скоро подойдет, — успокоил его Арслан.
— Простите, — сказал второй мужчина. — Я председатель месткома Гафуров. Сотрудников сейчас собирать или позже?
«Что за чертовщина? — удивился Арслан. — Какой-то спектакль», — но ничем не выдал своего удивления.
— Со сбором пока подождем, — ответил он.
Гафуров извинился и вышел.
Туйчиев смотрел на сияющего, как начищенный пятак, Есипова, потирая подбородок.
— Расскажите, пожалуйста, что произошло позавчера вечером в трамвае? — попросил он.
— Охотно. Я помог задержать преступника. Правда, он вырвался и пытался убежать, но его поймали.
— А поподробнее можно?
— Значит, так. Я вошел с передней площадки, там стоял сотрудник милиции.
— Кто?
— Ваш сотрудник, он был в штатском, стоял ко мне вполоборота и смотрел в зеркало, которое в кабине вожатого: ему оттуда весь вагон виден. — Есипов понимающе хмыкнул. — Уголовный розыск, говорит, не поворачивайтесь. Видите, на задней площадке парня в кожаной куртке, газету читает? Это опасный преступник. Попытайтесь задержать. У него билета нет. А мы подоспеем. Ну, я и попытался, — контролер кашлянул и, скривившись, потрогал шею. — Болит ужасно, всю ночь не спал.
— Откуда вам известно, что его поймали?
— А как же, — удивился Есипов, — он мне сам сказал.
— Кто он?
— Ну, сотрудник ваш. Встретил я его вчера часов в восемь вечера, совершенно случайно, у дома свояка, — объяснил Есипов. — Он еще меня не заметил, так я окликнул его. Обрадовался: спасибо, говорит, помогли вы нам очень. Приедем завтра к вам на работу, соберем всех и поблагодарим от лица службы.
— Где живет ваш свояк?
— На улице Ломоносова. А что? — забеспокоился контролер.
Туйчиеву вдруг стало смешно. Он представил себе, как самбист-разрядник Танич бросил через бедро Есипова, как тот ворочался ночью, держась за шею, а утром пришел на работу уверенный, что его будут чествовать. Чествовать за то, что он помешал лейтенанту милиции Таничу задержать преступника! Впрочем, улица Ломоносова — это уже кое-что. Если возьмем там Самохина, то можно и поблагодарить. От лица службы.
Когда они подъехали вечером к дому Туйчиева, Николай предложил:
— А что, если завтра махнуть в горы? На лоно природы.
— Какие горы?! — замахал руками Арслан. — Вечно ты со своими экспериментами лезешь. Я выспаться хочу в выходной.
В половине восьмого утра в квартире Туйчиевых раздался звонок.
К телефону подошла Рано.
