Це-Фон, совершенно потрясённый многообразием открывшегося ему мира, слушал, но делал вид, что его ничем не прошибёшь. Мол, и не такое видывал.
— Да погодите вы, — возмутился он. — Я же так ничего не запомню. Первый номер!
— Что вам будет угодно!
— Распорядись, чтобы это всё записывалось, а то я не запоминаю.
— В этом нет необходимости, — ответил Первый номер.
— Ты чего грубишь мне?
— Я не грублю, господин Главный Наследник. Просто всё происходящее и без того фиксируется на видеоаппаратуру. Съёмки производят номера Тридцать Третий и Тридцать Шестой.
Це-Фон презрительно поморщился и сказал детям:
— Удивляюсь своему прадедушке: и как он только держит у себя на работе таких баранов? Я имею в виду — записывать на бумагу правила игры, чтобы я в них подглядывал и не сбился, а ты мне толкуешь про видеосъёмку.
Первый номер сказал:
— Если желаете, Господин Главный Наследник, то я назначу вам секретаря. Седьмой номер! Ко мне! — Подбежавшему Седьмому номеру он приказал: — Будешь записывать все правила игры и потом подсказывать господину Главному Наследнику, по каким правилам нужно играть.
— Слушаюсь! — отрапортовал Седьмой номер и тут же достал из кармана пиджака записную книжку и ручку.
Це-Фон посмотрел на него недоверчиво и бросил:
— Пошёл вон, баран! Без тебя обойдусь!
А шестилетний Ник, который смотрел на всё это в полном изумлении, спросил у Це-Фона:
— Мальчик, а разве можно грубить старшим?
— Старший для них — это я. А они все тупицы, потому что мой прадедушка ничего не понимает в людях. Ладно, давайте играть в самую первую игру, какую вы предложили.
Сигруна сказала:
— Я предложила прятки.
Не прошло и десяти минут, как игра на поляне уже кипела вовсю. Стражники стояли с суровыми и непреклонными лицами, наблюдали за игрою и время от времени обменивались жестами. Усатый Первый номер дирижировал своими людьми с помощью условных жестов и своего мобильника. Большая часть людей смотрела только по сторонам, ожидая нападения со стороны обрывистого берега, высоких деревьев, скал, близлежащих гор, покрытых лесом, и двух дворов, в которых дислоцировались владения Вальтера и Бьёрна.
Прибывший на своей служебной машине начальник городской полиции Лаэрт сразу понял, что это люди Мецената. Подойдя к Первому номеру, он спросил его насмешливо:
— Надеюсь, на этот раз ваш визит сюда носит законный характер?
— Так точно! — лихо отрапортовал Первый номер. — Наблюдаем, как играет Главный Наследник с местными детишками.
Совет между Вальтером, его соседом Бьёрном и начальником полиции Лаэртом был кратким.
Вальтер очень коротко и без эмоций рассказал о своём недавнем сне. Показал предметы, оставшиеся от визита четырёх странников — у себя на шляпе и то, что лежало у Вальтера в столе. Друзья сочли своим долгом — пощупать каждый из предметов руками… Вальтер коротко рассказал насчёт золотой статуэтки, которая при этом у него исчезла, но которую у него хотел бы заполучить Меценат. И всё это увязал с открытиями, которые сделали дети.
Лаэрт проговорил задумчиво:
— Если бы мне всё это рассказал кто-то другой, то я бы ему не поверил. Но вам, господин Вальтер, я верю, как самому себе.
— И я тоже верю, — сказал Бьёрн. — Хотя: верь не верь, а таинственность, как она была, так она и осталась.
Вальтер заявил:
— По поводу всякого рода аномальных явлений я думаю очень просто. Если они существуют в реальности, то у них есть и механизм, который ими управляет. А то, что мы не знаем, как устроен этот механизм, ровно ничего не меняет. Не знаем сейчас — узнаем позже. Хоть через тысячу лет, но узнаем, а пока же нужно довольствоваться тем, что есть: известные нам аномальные явления — это реальность. И относиться к ним нужно как к реальности. То есть серьёзно.
— Согласен, — подтвердил Лаэрт.
— Согласен, — подтвердил Бьёрн.
Вальтер продолжал:
— Назначение мужчин всегда было одно: быть первопроходцами. В древности, когда наши предки жили на фоне мамонтов, саблезубых леопардов и пещерных медведей, каждый выход на охоту означал для мужчин возможную встречу со смертью. Древние мужчины каждый день шли на бой ради жизни своего племени и не знали, вернутся ли они живыми или нет. А сейчас нынешние мужчины отбились от рук. Сидят перед телевизорами или компьютерами, поднимаются в лифтах, ездят на электропоездах, еду берут из холодильника… Они ничем не отличаются от женщин. Мужчины мы или не мужчины?
— Мужчины! — решительно подтвердил Бьёрн.
— Мужчины! — согласился Лаэрт.
— Мы продумаем, что с собою взять, соберёмся и пойдём туда. Вопрос только во времени — прямо сейчас, завтра или послезавтра!
Бьёрн сказал:
— Чтобы не возбуждать подозрения и беспокойства у членов обоих семейств, в поход идти следует не сегодня и не завтра. А послезавтра или даже позже. Соберёмся с духом, подумаем, что взять и пойдём. Это надо сделать молча и без предварительного оповещения.
Лаэрт согласился:
— Вот именно — что взять, а что не взять! Если вот эта золотая голова змеи была у того человека на головном уборе, то пусть и она у вас будет там. И пусть остальные члены вашей семьи носят то, что им было подарено. Вы относитесь к этим вещам как к музейным экспонатам, а к ним нужно относиться, как к предметам быта.
— Вот именно! — воскликнул Бьёрн. — То же самое касается и той золотой статуэтки. Вспомните, как вы к ней относились: она была для вас объектом вашей охоты на подводные сокровища; предметом, который можно продать и за который можно получить деньги — то есть товаром. Она была для вас музейным экспонатом, который нужно было зачем-то показывать всему Человечеству — да так ли это на самом деле нужно?.. Может быть, людям не всё нужно знать? А если и знать — то не всем.
— Может быть, и так, — согласился Вальтер. — Все четыре предмета окажутся сегодня же на своих владельцах, и я обещаю, что пересмотрю свой взгляд на такие предметы. Ну а теперь расходимся, чтобы не возбуждать лишних вопросов у окружающих. Заседание объявляется закрытым!
Они вышли на крыльцо дома. После полумрака библиотеки яркое солнце слепило глаза.
— А что означает приход Главного Наследника к вашим детям? — спросил Лаэрт, выходя во двор и глядя с высоты крыльца на детей, бегающих на поляне за решётчатым забором.
— Меценат решил зачем-то блеснуть передо мною своим демократизмом, — ответил Вальтер. — Этим цирком он желает мне что-то доказать.
Бьёрн сказал:
— А я думаю, что Меценат привёл сюда своего правнука, словно бы в зоопарк. Чтобы он полюбовался на этих диковинных настоящих детей.
— Да пусть любуется, — сказал Вальтер. — Нам не жалко.
Лаэрт сказал:
— А почему я сегодня так и не увидел вашей дочери?
— А это вы у неё спросите, — ответил Вальтер. — После смерти матери она как-то вышла у меня из-
