пустынном каменистом берегу, который представлял собою плоскую каменную плиту, видимо, сползшую откуда-то сверху после очередного землетрясения. На плите было чисто и сухо. И отсюда было очень удобно удить рыбу. Отец то и дело снимал с крючка рыбу за рыбою, а маленький Вальтер держал в руках другую удочку, к которой почему-то рыбы не проявляли почти никакого интереса. Время от времени отец выхватывал у сына удочку и успевал снимать оттуда рыбину, он что-то объяснял сыну и говорил, как надо держать удочку и куда надо смотреть, но маленькому Вальтеру это всё было не очень интересно. Он смотрел по сторонам на эти скалы, увитые ползучими растениями, на воду, бурлившую по камням, на синее небо над головою и думал о чём-то своём…
Неожиданно какие-то странные голоса привлекли его внимание: это было пение птиц. Голоса у них были такие, как будто они убаюкивали засыпающего младенца. Отец в изумлении отложил свою удочку в сторону и, оглянувшись на окрестные скалы, вдруг уставился прищуренным взглядом куда-то вверх. Присел на корточки возле сына и осторожно показал ему в ту сторону, откуда шли таинственные и необыкновенные звуки.
— Посмотри туда, — прошептал отец. — Видишь вон тех птиц?
Маленький Вальтер посмотрел сначала в голубые глаза отца, которые выглядывали из-под сильно надвинутых жёлтых бровей и только потом глянул в указанном направлении. И только тогда увидел на ветвях дерева, свисавшего над ущельем, двух или трёх птиц с длинными красивыми хвостами.
— Это они поют! Тебе нравится, да?
Вальтер молча кивнул, и оба они ещё долго потом слушали это необыкновенное пение. Оно разносилось по ущелью гулким эхом и словно бы уносилось куда-то вдаль…
— Откуда же они взялись? — задумчиво проговорил отец. — Я таких птиц никогда не видел раньше…
Позже, много лет спустя, Вальтер будет рассказывать отцу тот эпизод во всех подробностях, но отец будет в ответ лишь плечами пожимать:
— На рыбалку я с тобою ходил — это я прекрасно помню, — подтвердит он. — И плоский камень — это было наше любимо место. И то дерево, которое склонилось над пропастью, — оно там до сих пор растёт. А вот только птиц никаких не помню… Да и какие там могли быть птицы? Мы ж на рыбалку с тобою ходили! Нам было не до птиц.
Вальтер пытался что-то доказывать отцу, но тот только смеялся:
— В детстве чего только не покажется. А ты у нас всегда был выдумщиком: вечно придумывал какие- то истории и рассказывал мне и маме.
Вальтер проснулся у себя в камере и долго лежал с открытыми глазами, вспоминая тот случай с птицами. Не хотелось ни о чём больше думать, ни о чём беспокоиться — пение птиц, которое всё ещё звучало в его ушах, убаюкивало и заставляло забыть все жизненные невзгоды…
И потом он снова заснул.
И снилось ему теперь уже не рыбалка на реке Нежеголь, а продолжение той самой истории с переходом в нынешнее обиталище эйнов. Они были в каком-то храме — в большом и высоком белом здании с колоннами, где посреди круглого зала возвышалась на мраморном постаменте золотая статуэтка, изображающая молодую женщину с красивыми крыльями за спиною.
Собаку в храм не допустили, но трое мужчин и пятеро детей стояли перед каким-то седовласым старцем, который говорил им что-то очень важное. Во сне Вальтер лишь с трудом различал его слова, но понимал, что это какое-то напутствие. Рядом со старцем он увидел и тех четырёх странников, которые однажды посетили его дом — во сне или теперь уже не во сне — разве теперь поймёшь?
Старец сказал:
— Вам следует вернуться домой и никогда больше без нашего особого приглашения сюда не приходить. Кое-кому из вас и вовсе здесь нечего делать.
Дерзкая Сигруна спросила:
— А можно узнать — кому?
Старец, вскинул бровь от изумления при этих словах дерзкой девчонки и молча указал серебряным жезлом в сторону Це-Фона.
— Но почему? — закричал было мальчик, но старец одним властным движением растопыренной ладони велел ему замолчать, и тот сразу сник. — Я хочу быть таким же, как остальные дети, — пробормотал он.
Голубые глаза старца сверкнули насмешкой:
— Ты не можешь быть таким же, как эти дети, потому что ты не человек, а механизм.
— Это как же это? — удивился Це-Фон.
— Ты биологическая машина. Биоробот. Механизм, загримированный под настоящего человека. Так же, как и твои предки, включая и твоего знаменитого прадеда. Вы все биороботы, а не настоящие люди. Вы внедрены на эту планету в качестве эксперимента, который проводила в древности одна не удавшаяся инопланетная цивилизация. Ныне она уже не существует, но однажды запущенный эксперимент — продолжается, и он не принесёт ни славы, ни доброй памяти тем, кто его затеял. А тем более — пользы людям.
— Это неправда, — закричал Це-Фон. — Мне мой прадед всё время твердил мне: мы не люди, мы не люди, мы что-то совсем другое! Но я знаю, я всегда знал: это неправда! — Мальчик заплакал, но потом протёр слёзы и сказал твёрдым голосом: — Если даже я и не человек, то я хочу стать таким же, как и все остальные люди!
Старец возразил:
— Если ты и в самом деле захочешь стать человеком, то ты им всё-таки станешь. У тебя ещё будет одна такая возможность. Только одна, не упусти её!
— Конечно, я её не упущу! — радостно закричал Це-Фон.
— Посмотрим. Но пока — не издавай больше ни звука! Ты здесь никто!
Це-Фон обиженно насупился, а старец продолжал:
— Когда вы вернётесь домой, — сказал он, — вы забудете о том, что здесь с вами было и что вы здесь увидели. Если с вами в жизни случится что-нибудь очень важное и решительное, то вы вспомните об этом своём посещении нашего мира, но только во сне и никак иначе. И это воспоминание поможет вам принять верное решение. А сейчас: наши люди отведут вас назад. Сразу после выхода из пещеры вы всё забудете. Когда вы вернётесь к себе, живите хорошо и по совести в своём мире…
Вальтер, выслушав всё это, не нашёл ничего более разумного, как спросить:
— А почему ваша морская нимфа — крылатая? И почему она золотая, а не серебряная, ведь вы же всегда ценили серебро дороже золота?
Старец ответил:
— Тебе это так важно знать?
— Да, очень! — дерзко ответил Вальтер.
— Во-первых, она такая же наша, как и ваша. Она объединяет наши два мира и покровительствует им обоим. А во-вторых, она такая же морская, как и небесная. Её удел — пролетать над Океаном, а если надо, то и погрузиться в него… Она и над сушею летает, и на землю может опуститься, но, поскольку самое главное на свете — это вода, то большая часть её забот касается именно воды и всего того, что с нею связано. Например, мореплавателей или рыбаков… Можешь не сомневаться: она тебя уже заприметила и не оставит тебя своим попечительством.
Вальтер пробормотал в ответ:
— А я почему-то и не сомневался никогда в этом.
Старец улыбнулся в ответ на эти слова.
— А почему золотая, а не серебряная? — сказал он задумчиво. — Да просто потому, что серебро мы тратим на изображение наших самых главных богов.
Глава тридцать шестая. Неожиданные решения
