более. Они стоят рядом, и Генриетта выше его... Я торопливо достала газету, так и есть, мы с ней приблизительно одного роста, это что же получается? Допустим, он мог похудеть, но вряд ли вырос. Господи, с кем я тогда разговаривала?
Теперь я почти бежала, заметив свободное такси, отчаянно замахала руками, а когда машина остановилась, я, не раздумывая, назвала водителю адрес. Я хотела как можно скорее встретиться с отцом Надежды.
Пока мы ехали на другой конец города, я пыталась найти разумное объяснение той самой странности. Может, за дверью есть несколько ступенек и он стоял на одной из них? Дверь открывалась вовнутрь, так что никаких ступенек нет. У него был в гостях кто-то из родственников? Это куда больше похоже на правду. Меня отфутболили, чтобы я не досаждала старику. По словам соседки, нет никаких родственников. Он держался за приоткрытой дверью словно нарочно, чтобы я не могла его видеть. Тогда мне это не показалось подозрительным. А теперь?
Наконец впереди возник поселок. Водитель ворчливо осведомился, где меня высадить, а я принялась путано объяснять.
– Вы не могли бы меня подождать? – спросила я.
– У меня смена кончилась, – буркнул он. – Я здесь остановлюсь, дальше не развернешься.
Очень не хотелось оставаться одной, но пришлось согласиться. По тропинке, на которую в прошлый раз указала соседка, я направилась к дому. День солнечный, на небе ни облачка, а тут все выглядит таким мрачным...
Я замерла возле забора, разглядывая окна. Стыдно признаться, но я боялась подойти ближе, дом, словно живое существо, недоброе, опасное, источал угрозу. «Фильмы ужасов надо меньше смотреть», – разозлилась я и заставила себя подняться на крыльцо. Надавила кнопку звонка. Один раз, второй, третий. Прислушалась. Все та же жуткая тишина. Хозяин должен быть дома, по словам соседки, он редко покидает свое жилище. А если ему стало плохо? Или он все-таки отправился прогуляться?
– Гостей здесь не ждут? – услышала я за своей спиной и подпрыгнула от неожиданности. Возле забора стоял Коля и ухмылялся.
– Что вы здесь делаете? – испугалась я. Встреч с ним, по понятной причине, я не искала, особенно в таком месте. С другой стороны, он мне помог... Может, не стоит паниковать раньше времени?
Не удостоив меня ответом, Коля не спеша подошел, поднялся на крыльцо и, заставив меня посторониться, подергал дверь. Она была заперта.
– Вы что, следите за мной? – вновь спросила я.
– Догадливая, – кивнул он с усмешкой. – Откуда вдруг такой интерес к дням давно минувшим?
– Что вы имеете в виду? – пролепетала я, на всякий случай отступив на несколько шагов.
– То тебе Сериков понадобился, теперь вот сюда потащилась...
– Я...
– Потом расскажешь. В доме должна быть еще дверь, давай прогуляемся, – предложил он.
Я гадала, стоит идти за ним или правильнее будет бежать, но, когда Коля скрылся за углом, отправилась следом. Вторая дверь выходила в сад, хотя садом заросший крапивой участок с тремя яблонями и провалившимся колодцем назвать можно лишь условно.
Еще только заметив дверь, я поняла, что она не заперта. Деревянная, с облупившейся краской, она чуть поскрипывала. Николай распахнул ее и позвал:
– Хозяева! Есть кто дома?
Не дождавшись ответа, он вошел в просторные сени, сквозь прохудившуюся крышу просвечивало небо.
– Бомжатник, – фыркнул Николай, оглядываясь. – Ты уверена, что здесь кто-то живет?
Лестница в один пролет вывела нас в узкий коридор, тут были две двери, одна распахнута настежь. Я немного осмелела и, теперь держась рядом с Колей, заглянула в комнату. Передо мной была кухня со старенькой мебелью. Стойкий запах сырости, к которому примешивалось еще что-то.
– Тухлятиной пахнет, – заявил Николай, по-хозяйски прогулялся по просторной кухне, приподнял крышку на кастрюле, что стояла на плите, и скривился. – Хозяин давно отсутствует.
«Он сказал – хозяин», – отметила я, выходит, знает, кто здесь живет.
– А дом почему-то не запер. Похвальная вера в честность себе подобных. Хотя воровать тут, похоже, нечего.
– Вдруг ему стало плохо? – предположила я.
Из кухни мы прошли в гостиную с бархатными шторами на окнах, такой же скатертью на столе и резным буфетом. Стекла в буфете давно не мыли, а бархат побит молью. Запустение, царившее в доме, вызывало острую жалость к его хозяину. Вот только где он сам?
В двух следующих комнатах мы его тоже не обнаружили. Одна из них была спальней, кровать у стены разобрана, на тумбочке лежали Библия и очки в черепаховой оправе. На спинке кресла фланелевая рубашка, та самая, которая была тогда на мужчине. Последняя комната, без сомнения, когда-то принадлежала Надежде. Розовые шторы, пушистый плед на кровати, стереосистема, в углу плюшевые игрушки, книжный шкаф и фотографии. Много фотографий. А еще слой пыли на всех вещах. Вряд ли сюда часто заглядывали.
– Руками ничего не хватай! – прикрикнул Николай, видя, как я потянулась к одной из фотографий. На ней Надежда сидела в кресле, держа на руках девочку с косичками – Юлю Серикову. – Никого, – вздохнул Коля, а я напомнила:
– Там еще одна дверь.
Мы вернулись в коридор, дверь, которую я имела в виду, вела в чулан. Николай нашарил выключатель, вспыхнул свет. Какая-то допотопная мебель, коробки, зимняя одежда висела на гвоздях, ее лет двадцать никто не надевал. Запах здесь был нестерпимый, от него першило в горле.
– Блин, – выругался Коля, шагнув к подсервантнику, выкрашенному когда-то темно-синей краской, дверцы его закрывались на крючок. Он распахнул их и вновь выругался, на этот раз куда эмоциональнее, что-то стукнулось об пол, я вытянула шею и тут же заорала, сообразив, что передо мной. Коля чуть отступил в сторону, и я смогла разглядеть ногу с задранной брючиной, черные носки с дырой на пятке. – Не ори! – рявкнул Коля, бросившись ко мне и хватая меня в охапку. – Хотя ори, если так легче, вряд ли кто услышит.
Но теперь орать сил у меня не было, я завороженно смотрела на тело, которое запихнули в подсервантник. Седые волосы и рука с обручальным кольцом.
– Господи... – начала я, но тут же стиснула рот рукой, боясь, что меня вырвет.
– Не вздумай падать в обморок, – предупредил Коля. – Только этого мне не хватало. Отвернись и не дергайся, а я его осмотрю.
Я зажмурилась, борясь с тошнотой, слыша, как он возится возле подсервантника. «Мне надо его увидеть, – подумала я, вовсе не Колю имея в виду. – Конечно, надо, чтобы убедиться». Но открыть глаза было страшно. И все же я заставила себя сделать это.
Труп Коля успел вытащить, и теперь он лежал у его ног. Наклонившись, Николай, что-то насвистывая, его разглядывал. Глубоко вздохнув, я решительно шагнула к нему. Лицо покойника выглядело ужасно, и все-таки определенное сходство с фотографией в газете было. Невысокого роста, полный... Передо мной, без сомнений, был отец Надежды Захаровой.
– Придушили старичка, – сказал Коля. – Весьма характерный след на шее. Хотя, может, он сам удавился, а потом сюда залез от стыда за свой неблаговидный поступок. Эй, – нахмурился он, глядя на меня, и чертыхнулся. – Согласен, зрелище не для нежных девичьих глаз, но таращиться на него тебя никто не просил. Идем.
Он схватил меня за руку и поволок вон из дома. Оказавшись на улице, я едва не повалилась в траву. Коля тряхнул меня и сказал просительно:
– Потерпи. Здесь рядом моя машина.
Мне казалось, что шли мы до нее очень долго. Коля распахнул передо мной дверцу джипа и помог сесть. Достал с заднего сиденья бутылку с водой и сунул мне в руку. Минералка была теплой, а запах все еще преследовал меня. Сделав глоток, я вернула бутылку Коле.
– Нашего покойника ты знаешь? – спросил Николай, устроившись в водительском кресле.
