силу ветра, пилоты запускают ракету, дым стелется и все становится ясно. Так вот Самарский, говорили мне, ракетницей никогда в жизни не пользовался: по поведению вертолета определяет все. На него идут персональные заявки из геологических партий: «Пока Самарский в Мильково, вышлите его для вывозки проб из труднодоступных районов».
Вся операция на поляне от посадки до взлета заняла сорок секунд. В собственном жестком, крутом графике было выиграно пять секунд.
Когда вертолет поднялся в воздух, Дивнич кивнул на ящики:
– Возим, возим эти камни! Уже горы меньше стали.
А после обеда перевозили лошадей. Перед самым входом в вертолет они вдруг заупрямились, не пошли. Самарский с ребятами вместе похлопывал их ободряюще по спинам, подталкивал, заманивал, шептал каждой на ухо ласковые слова.
Прошло два часа, пока лошади вошли наконец в багажный салон. Два часа!
Согласитесь, выполнять в таких условиях план – большое искусство.
Заместитель начальника Халатырского аэропорта по движению Николай Иванович Недвига и замполит Анатолий Александрович Сердюков не без гордости рассказывали, что планы свои малая авиация хоть и с большим напряжением сил, но каждый год выполняет.
Надо учесть еще, что климат на Камчатке капризный. С одной стороны океан, с другой – море. А кроме того, хребты, горные массивы. Влажный ветер с моря, неожиданные потоки воздуха в горах. Циклоны, антициклоны. Из Петропавловска вылетел – солнце, через пятьдесят километров – проливной дождь, а еще рядом – туман, облака стелются по земле. Здесь столько местных явлений, действующих на погоду, что предсказать ее бесчисленные капризы не могут порой ни синоптики, ни старожилы.
План целого квартала зависит иногда от одного погожего дня. Поэтому и работают от восхода и до захода солнца берегут минуты.
А ведь есть еще аварийно-спасательные работы, санитарные рейсы, там всякий график и экономия времени зачастую противопоказаны.
Условия работы определяет и регулирует «Наставление по производству полетов». Оно – закон для пилотов. Этот закон, в частности разрешает полеты при облачности не ниже 400 метров. Однако закон – не догма. Когда нужно спасать человека, командир может взять на себя ответственность и при согласии экипажа лететь в самое ненастье. Это называется – полеты «по личному минимуму командира». Исходное здесь – его опыт, талант. Четверка асов, все те же Стещенко, Захаров, Самарский, Наумов, вылетают при облачности чуть ли не втрое ниже допустимой нормы. Летают между сопок и гор – низко, как по лабиринту. Риск? Да, но в пределах разумного. «Пытаться спасти одного,– говорит Захаров,– и загубить при этом троих и технику – никому не нужно».
Захаров и Самарский – прямо противоположны У Самарского впереди – чувство, у Захарова – рассудок. Для Захарова главное – самодисциплина. «Иначе куда-нибудь да залезешь»,– говорит он. Захаров – классик и по подходу к делу, и по манере работы.
Когда в бухте Лаврова возле мыса Опасный выбросило на камни танкер и девятнадцать человек экипажа оказались в беде, послали туда именно Захарова. Ситуация была хуже некуда: с одной стороны камни, и никакие суда подойти не могут, с другой впритык, огромная – 150 метров – отвесная скала, вертолету с его лопастями не подступиться. Военные вертолеты прилетели было, покрутились-покрутились и ушли ни с чем. А гражданский пилот Захаров на своем стареньком тогда еще МИ-4 развернулся носом к скале – до нее метров пять оставалось, не больше – и завис над палубой: ветер здоровенный, мачты на уровне его кабины раскачиваются, винтом зацепишь – смерть. Трос с сиденьем выбросил, несколько человек поднял и – на берег. Вернулся, снова завис... Так с пяти заходов снял всех. Это была ювелирная работа.
Ладно, когда по санзаданию и на аварийно-спасательные работы летишь по вызову – заранее можно взять все необходимое. Сложнее, если о ЧП узнаешь в полете. Сам ли командир обнаружил человека в беде, или ему сообщили по рации, он обязан оказать срочную помощь. Когда нет спасательного сиденья, вяжи страховочную петлю. Однажды, это было давно, экипаж Захарова спасал людей, на борту не было даже лебедки. Сбросили трос, и вместо лебедки поднимал людей наверх... могучий бортмеханик.
А еще было так. Он обслуживал геологов, неожиданно ему сообщили, что в море на БМРТ (большой морозильно-рыболовный траулер) серьезно заболел матрос, нужна срочная операция. Узнав широту, долготу, Захаров прилетел. Судно – все в мачтах, антеннах, надстройках (бывало, в таких случаях мачты срубали), даже одно колесо на пагубу не поставишь. И лебедка с тросом не годится для тяжелобольного. Тогда Захаров умудрился зависнуть с кормы над самым морем, над волнами, да так, что дверь от кормы – сантиметрах в двадцати. Непросто это – вертолет в одной точке держать. Больного, как лежал, так и принесли в вертолет. А на берегу тут же сделали операцию, диагноз оказался более чем опасный: перфоративный аппендицит.
Самарский однажды спасал шоферов, которых засыпало снегом вместе с машинами.
Я все – об асах, но в принципе на Камчатке плохих пилотов нет, таковы здесь условия: либо ты пилот стоящий, либо никакой. Случаев, подобных описанным, было достаточно у каждого, кто летает на Камчатке не один год. В сильный ветер, при низкой облачности вылетел в поселок Озерновский экипаж МИ-8 под командованием Н. Протасени. Тяжелобольную девочку сумели срочно доставить в больницу. В районе Больших Банных источников бушевал южный циклон, и там заблудилась группа старшеклассников из Петропавловска. Вертолет под командованием Думченко приземлился среди сугробов, дети были доставлены домой.
Скольким спасла жизнь малая авиация – не счесть. И ни в какие квартальные планы это не впишешь.
Вот какое письмо пришло однажды в аэропорт: «Советский Союз, Петропавловск-на-Камчатке, Горисполком. От Всеяпонского союза моряков Японской конфедерации труда.
Гражданам Домарову, Еремину, Дикову и другим.
Мы выражаем нашу глубочайшую благодарность по поводу смелых действий вышеупомянутых вертолетчиков и других лиц, принимавших участие в спасении японских рыбаков, потерпевших бедствие у берегов недалеко от Петропавловска.
Этот благородный факт говорит сам за себя. Мы уверены, что характерной чертой ваших людей является любовь к человеку и что это послужит укреплению добрососедских отношений между Советским Союзом и Японией.
От имени восемнадцати спасенных рыбаков и от семей трех погибших мы посылаем вам бронзовую вазу для цветов в знак нашей благодарности.
С самыми лучшими братскими пожеланиями.
Рио Комисава, секретарь международного отдела».
Ваза эта хранится в краеведческом музее.
Не в такие ли моменты выясняется, что твой ученик тебя достоин? Захаров снял больного матроса с траулера в том же году, когда его ученик Горбачев в нелегких условиях спас трех рыболовов, двое из них – школьники. Их уносило на льдине в открытое море. Порадовался ли учитель за ученика?
– Рядовое дело, сделал и хорошо,– ответил Захаров.– Вы знаете, не эти минуты в жизни запоминаются, не эти. А те, когда идешь на обычное задание, а в пути попадаешь вдруг в ненастье и пробиваешься через облака, туман с таким трудом... Чуть не касаешься колесами сопок. У меня такие минуты были!. Но о тех минутах не пишут, о них и не знает никто, только я один. Один я.
...Детей родившихся в море, нарекают именем капитана судна. Это давняя уважительная традиция. Морская.
Командир вертолета Валерий Шутов выполнил очередное санитарное задание – выручил из беды жительницу далекого камчатского поселка. Спасенная молодая мать назвала своего первенца Валерием.
1981 г.
